в том, как ты пытался жить и как хотел умереть. Дело в том, Третий, что ты постоянно забывал, что происходит у тебя под носом. Прямо здесь. – В ее голосе не было злобы, лишь горечь и дрожь, и Джейкоб понимал, что никогда не сможет осудить ее или брата. Зубы Рейчел выбивали еле слышную чечетку – как всегда, когда она волновалась. – Какие же комплексы твои биографы приписывают мне… или Джо, допустим… когда во всем виноват один ты?
– Может быть, это и правда, – сказал он, и его голос был не более чем шипением сквозняка, гуляющего по дому. – Может быть. – Он прошел мимо Рейчел, попытался взять ее за слабо подрагивающую руку, но не почувствовал ее. Лицо девушки покрывали пятна, из уголков рта вытекала кровь. В натекшей красной лужице отдыхала черепаха – глядя на него торжественно, будто ожидая вопроса.
Джозеф рассмеялся, вкладывая всю свою жестокость в хохот (все равно не достигая при этом намеченных высот злобы), и пнул рояльную табуретку в сторону брата.
– И кто-то еще называет тебя суицидальным типом?
– Да, – ответил Джейкоб. – Представь себе.
– Да ты ведь жил одной лишь смертью.
– Ну да. Что-то вроде того.
Ветер стучал в сломанные ставни, так что ритмичный треск дерева о дерево задавал их общению ритм. Джозеф выглядел так, словно хотел покрутиться на своих новых ногах, сделать фокстрот, просто бездумно двигаться. Дождь застучал в окна кулачками детишек, спасающихся от страшного лесного зверя, и Джейкоб услышал, как музы, его любовницы, льнут друг к другу и стенают – на ветвях деревьев, в дебрях кустов.
– Они хотят тебя, – заметила Рейчел.
– Тебя тоже. – Имя тебе – Легион, на руках твоих – море крови, и породила ты их не меньше, чем я; подумай, сколь много стоит твоя душа. – Бет? – осторожно позвал он, думая о том, каково ей в том чулане, о ее красивом бледном лице в щели меж створок-дверей, о ее блестящих, пристальных глазах и губах, как всегда молящих о том, чтобы ее выпустили из тени.
Он думал и о Кэти, и о том, что могло произойти с ней в средоточии столь темных сил. Она знала кое-что, что знал и он, иначе у нее не было бы причин преследовать его. Но Джейкоб не мог понять, что это может быть. Он упал на колени, будучи легионом, чувствуя нужду в своем потомстве, в матери, ярость Рейчел, ревность Джозефа… и – никакого своего чувства; мог ли он вообще чувствовать когда-либо?
Он услышал шум на ступеньках и испугался, что увидит там головы, скатывающиеся вниз и вылетающие за парадную дверь, с высунутыми языками и заплывшими кровью очами. Но это были всего лишь чьи-то шаги. Кто-то спускался по лестнице, шаг за шагом; Джейкоб считал их – и не смел поднять глаза.
Когда она села рядом с ним и прижала ладони к его лбу – потные руки, излучающие тепло, – с нежностью, в существование которой никогда не верил, он почувствовал, как его медленно вытягивает из омута. Рейчел и Джозеф корчили дьявольские гримасы, но глаза их смеялись – они будто понимали, что этот момент в конце концов наступит. Их колючая ненависть дернула его назад, но Кэти удалось удержать его – он не мог понять как. Может быть, если бы он любил ее, если бы они знали друг друга больше нескольких часов, если бы он сказал ей что-то стоящее вместо того, чтобы молчать… как же иначе могла она его удержать, когда ничто другое – не могло?
Он сполна ощутил ее отчаяние и потребность помочь Лизе, когда она начала плакать и отчаянно трясти его.
– Вставай! Очнись!
Она схватила его за плечи – фактически коснувшись его, доказывая, что он еще жив. Нервные окончания рассылали сигналы, живая кровь текла по венам.
– Ты теплая, – сказал он. На полу под ними лежала стонущая Лиза, брата и сестры нигде не было видно.
Кэти обняла его и прижалась щекой к его груди, помогая ему встать. Медленно, с самым большим значением, какое он когда-либо прежде вкладывал в любое действие или мысль, он поцеловал ее в лоб, думая: возможно, я люблю тебя.
Но второй мыслью было: где же ты, отец?
Глава 21
Роберт Вейкли поставил перед собой полный стакан виски, предлагая его мертвому человеку. Айзек Омут, сидящий на диване напротив него, отмахнулся от предложенного. Тогда Вейкли пожал плечами и сделал еще один глоток – еще не настолько пьяный, чтобы поверить, что он достаточно пьян, чтобы видеть подобную чертовщину.
– Я очень хочу, чтобы ты сказал мне, почему ты вернулся, Айзек. Джейкоб поехал проведать дом – и теперь ты здесь. Какая-то бессмыслица, не находишь? Я знаю, что у нас с тобой остались нерешенные вопросы. Но разве ты от них при жизни не устал? Вагон и маленькая тележка их было. Никак не могу в толк взять…
Айзек никак не прокомментировал его слова, так что ясности не прибавилось.
Волны разбились о берег. Прибой рыскал по песку, ища дорогу к двери пляжного домика. Бобу нравилось смотреть, как Лиза гуляет – в платье ли, в бикини или голая – под полночной луной. Он в принципе любил наблюдать за всякими ее занятиями.
Какой-то мигающий огонек слева привлек внимание Вейкли. Он покрутился задом на стуле, но понять, что видит, не смог. Автоответчик, все-таки дошло до него некоторое время спустя. Странно, звонка вроде не было. Может, как раз Лиза и звонила – потолковать о том, что он-де излишне холоден к ней последнее время. Господи, она, наверное, рвет и мечет сейчас.
Боб не хотел ребенка.
Случившееся с семьей Айзека посеяло в нем такую дикую тревогу, что где-нибудь и когда-нибудь появится такое же, как Джейкоб, неприкаянное чадо, что никак не выходило убедить себя – его-то детям подобное не грозит. Не выходило до сих пор.
Вейкли подтянул штаны и нажал кнопку, чтобы воспроизвести сообщения. Через мгновение тихого жужжания он понял, что установил слишком низкую громкость; надавил несколько раз на клавишу, чтобы сделать звук погромче, но – не на ту, что требовалась. Сердито пискнув, автоответчик отключился; снова активизировался, выдержав маленькую паузу, и стал проигрывать записанный голосом Боба приветственный текст:
– Здравствуйте. Вы не смогли дозвониться до…
Боб нажал кнопку повтора входящих сообщений – и вскоре сообразил, что стер аж четыре последних входящих.
– Вот непруха. – Он наполнил бокал виски, сделал долгий глоток и пошел отлить, попутно болтая с Айзеком: – Послушай, я
