Книга Мёртвое - Том Пиччирилли

Конечно, он хотел, чтобы их в конце концов нашли, но у стариков не было друзей и гостей, и даже телефон дома не стоял – могло пройти несколько недель, прежде чем кто-то обнаружил бы… Это вполне могло выпасть на долю родителей Кэти в следующий визит вежливости. Ранее он извинялся перед внучкой за свои слабость и страх, собирая ее вещи в маленький чемоданчик, но дедушка не мог достаточно хорошо себя контролировать. Если бы он только дождался подходящего момента, когда ее отец уже был снаружи, она была бы избавлена от этого зрелища, от внезапного осознания страшных перспектив – оказывается, человек, достаточно мудрый и старый, может и так распорядиться своей жизнью. Молча Кэти продолжала наблюдать, как дед испустил последний вздох и отвернулся от нее, будто раскаиваясь. Вскоре его нос медленно погрузился под воду.

Она прождала отца в доме, блуждая туда-сюда из ванной в спальню, несколько часов подряд, не думая особо ни о чем. Ну, по крайней мере, так ей запомнилось это страшное времяпрепровождение.

И все же – и психиатрам это очень нравилось – с тех пор один или два раза в год, обычно при высокой температуре или бессоннице, Кэти будто бы улавливала суть своих мыслей в те потерянные часы, практически ухватывала ее. Но ближе всего к ее пониманию она подошла, лежа на койке в психиатрической лечебнице рядом с исступленно молящейся женщиной.

Она не надеялась когда-либо обрести откровение, найти в этой похороненной части себя нечто познавательное или полезное. Ей просто хотелось провести эксгумацию.

Джейкоб провел в чулане три дня наедине со своими мыслями, запахом крови и осознанием близости разлагающихся тел – и, возможно, отчасти именно это знание о нем привело ее сюда.

Теперь, направляясь к двери, когда голова женщины уже не лежала на кровати Лизы, Кэти подумала, не найдется ли где-нибудь в этом доме бабушка. Или дедушка.

Или Тим.

Или ребенок.

Она открыла дверь и отправилась на поиски.

Глава 20

Чем ближе Джейкоб подступал к дому, тем хуже ему становилось. Душа рвалась в разные стороны, невидимые руки и когти тянули ее из него. Остров оглашали теперь не только песни и воззвания мертвых, но и крики живых – в этом он был уверен. Сам того не осознавая, он миновал парадную дверь и побрел в гостиную.

Мама ждала у лестницы, протягивая к нему руки. Как давно она крутится в мутных водах здешнего омута? С момента смерти? С той поры, как встретила его отца? Или все для нее предопределилось еще раньше? Вековой груз давил на ее плечи. Квартет рек острова Стоунтроу был подобен четырем потокам, проистекающим из Эдема: Тигр, Евфрат, Фисон и Гихон – вот как они назывались. Но кто он тогда – Каин или Авель? И какая из их жертв была отвергнута Богом?

Все происходящее он вполне мог воспринять как сцену одного из своих романов: сыновья изучают грехи отцов и кое-как доживают до развязки, где ответы на их вопросы очерчиваются все яснее. «Но развязка – это еще не конец, – учил его отец. – Развязка – это то, во что выливаются события после кульминации. Ставить точку пока что рано. Здесь ты просто немного ослабляешь хватку на читателе, чтобы он не возненавидел тебя. Ведь это ты протащил его через ад и чуть не бросил там».

Вены на руках его матери вздулись, как будто она могла схватить его за подбородок и сломать ему шею.

– Отойди от меня, – попросил он.

Обретя зримую плоть, его брат и сестра что-то делали с Лизой, гримасничающей и стонущей на полу, придавленной их совокупной яростью. Джейкоб бросился вперед, хотя и понимал, что мало что может им противопоставить. Он уже практически не ощущал тела – нарастающая тяга то прошлого, то настоящего, перехлестывая, обращала его в призрак. Он знал, как рыжина возбуждала брата. Джозеф, как и Рейчел некогда, выпрашивал себе воплощение весьма конкретных стандартов красоты из сонма муз. Все характеристики должны были быть строго учтены – от размера груди и цвета волос до остроты зубов.

Лиза вскрикнула.

Он повернулся и крикнул матери в лицо – резко, на одном дыхании:

– Останови их, мам! Прошу, помоги мне остановить их…

Может, она и могла помочь. По крайней мере, это казалось возможным, в отличие от многих других вариантов развития событий. Она уставилась на него невыразительным взглядом, который стал чуть-чуть более человечным, ее губы искривились; она показалась ему смущенной – а может, просто беспристрастной, покоренной силой Омута. Джейкоб подошел к ней ближе, пройдя сквозь Рейчел – та вздрогнула, будто от щекотки, и начала смеяться еще громче.

Он задавался вопросом, смогут ли руки родной матери наконец освободить его. Она провела пальцами по его лбу, как делала в те ужасные ночи, когда он звал ее. Только ее успокаивающие касания могли помочь погасить слепящее смятение в его мозгу, удалить все острые осколки прошлого из его воспаленных извилин. Припав перед ее фигурой на колени, улегшись у ее ног, точно щенок, рыча и скрипя зубами, он жаждал почувствовать от нее тепло, которого не знал долгих десять лет.

– Прости, – сказал он, и она, казалось, издала несколько шипящих звуков. – Я знаю, что это всегда была моя вина… – Он не думал так, но сейчас был готов признать за собой все что угодно. – Помоги мне. Останови их.

В его голове закрутилось холодное осознание: я мертв. Я тоже мертв.

– И уже давно! – выкрикнул Джозеф, поднимаясь, оставляя Лизу в покое, бросая все свое могучее тело в сторону лестницы. Инвалидное кресло, никем не управляемое, каталось по комнате само, задевая мебель, скребя ручками и ободами по стенам. – Ты ведь никогда и не знал, каково это – быть живым.

Джейкоб напрягся, глядя сквозь спутанные волосы, упавшие ему на глаза, на мать, все еще массирующую его виски однообразными, запрограммированными движениями.

– Вообще-то, знал, – тихо произнес он.

Рейчел, поглаживающая волосы Лизы, конечно же, встала на сторону Джозефа. Дети с невинными улыбками и счастливые смеющиеся родители взирали со старых фотографий на темное наследие своего рода. Где же на тех снимках знамения беды? Можно ли было те знамения счесть? Были ли они вообще, эти знамения?

– Дело ведь не только в том, как ты относился к внешнему миру, – сказала Рейчел, указывая большим пальцем на окно. – Не