бОльшие суммы, чем надо. В этом я признался еще тогда…
– Вы отсидели за это, Леонид Сергеевич, – спешу произнести я. – Даже больше… за мошенничество не дают такой срок.
– Мне дали по статье о мошенничестве, совершенном группой лиц. И мои подельники сдали меня с потрохами, обвинив во всех грехах. Следком пообещал скосить им срок за показания, но… Им дали условные, а меня закрыли, – сплевывает Леонид на пол. – Вадик вон на свободе до сих пор.
– Я составлю список вопросов, – важно произносит Либерман. – Поработаю со следователем. Безусловно, никто не хочет возобновлять расследование по столь гладкому делу. Тем более, преступник сидит… Но мы попробуем отменить обвинение по ряду статей. Желаю вам удачи, Леонид Сергеевич.
– Да, и список составьте, пожалуйста. Я привезу вам все необходимое, – добавляю я.
– А сейчас ничего не привезли?
– Почему же, привезли. Сгущенное молоко, печенье, сигареты, теплые носки. Извините… Я не слишком осведомлен во всем этом, – тушуюсь и опускаю взгляд.
– Спасибо, зятек.
– Я не… У нас ничего нет со Златой.
– Но ты бы хотел? – хитро спрашивает Леонид, вздрагивая от скрежета двери. – Иначе не возился бы со мной.
Молчу… А что я могу сказать в оправдание? Леонид прав, я мечтаю о Злате… И так скучаю, хоть и видел вчера… И про Габи не хочу говорить, чтобы не шокировать.
– Ладно, не отвечай. Сам все понимаю. Спасибо вам. Правда… Бывайте, – он жмет мне руку, а потом поворачивается к конвоиру… На его запястьях закрываются наручники.
Глава 41
Никита.
Мне стыдно осознавать, что Леонид прав: я хочу Злату себе… Всю и без остатка, целиком. Хочу отвести все препятствия рукой, стереть их, словно ластиком и жить счастливо. Но это невозможно… Жизнь совсем не такая. А все рассуждения о прощении чушь собачья. Нельзя забыть. Если нельзя забыть, то и простить невозможно… Она всегда будет вспоминать о моем побеге в Америку, ранить сердце острой болью памяти… Я ошибался, думая, что любовь пахнет цветами или страстью. Запахом горячей от солнца кожи или солью моря… Она пахнет кровью и медицинскими препаратами, хлоркой и больничной едой. Иногда тюрьмой и спертым потом, смешанным с сигаретным дымом. Боль, вот что такое любовь… И сейчас я почти не чувствую разницы и не понимаю, чего больше – любви или боли…
Возвращаемся домой глубокой ночью. Роберт слушает аудиокнигу в наушниках, а Либерман спит. Еду по ночному городу, радуясь встрече с Леонидом… Я ждал ее. Столько раз представлял, как увижу его и попрошу прощение. Ожидание терзало меня, высушивая изнутри, а реальность оказалась не такой уж страшной. Он меня не прогнал. Принял помощь и посчитал достойным человеком. Хорошо, что я не рассказал про Габи… Или плохо? Я уже сам не знаю, что в этой ситуации правильно?
– Правильно, что не рассказал про жену, – читает мои мысли Роб. Складывает наушники в контейнер и застегивает куртку. – Ни к чему Леониду знать подробности. И про второго ребенка молчи. Забеременеет, тогда и скажешь.
– Роберт, ты чертовски проницателен. Не хочу прослыть лгуном и аферистом, но… Про Габи все-таки скажу. Мы с Моисеем поедем в тюрьму на следующей неделе.
– Смотри сам, но это оттолкнет Леонида от тебя.
– Он взрослый человек и все поймет, Роб. Шесть лет прошло. Я жил в другой стране.
– Ладно, Ники. Отдыхай. Ты сейчас куда?
– Пока домой. Завтра соберу вещи и съеду. Риелтор нашел мне квартиру на Набережной с видом на море. Шестнадцатый этаж и окна во всю стену. Красота…
– Да уж… Добро пожаловать в ряды холостяков. Я решил никогда не жениться, Ник, – со вздохом отвечает Роб. – Все они… Лгуньи и интриганки. Конечно, кроме твоей Золотко.
– Иди к черту, Роб.
Вхожу в темный дом незамеченным и падаю в кровать, едва раздевшись. Утром просыпаюсь от звонка будильника. Я не был на работе неделю. Меня ждут в офисе, ждут в больнице… Ждет сынишка, Злата, мама, Степа… Встаю под обжигающие струи душа, быстро моюсь и одеваюсь в строгий костюм. Встречи с партерами, риелтором и управляющими никто не отменял. Габи еще спит, когда я спускаюсь в столовую. Зинаида Петровна одаривает меня тоскливым взглядом и кормит домашним завтраком.
– Я завтра переезжаю, Зинаида Петровна. Адрес пришлю в сообщении, – сообщаю, не глядя ей в глаза.
– Сюда надо приезжать? Эта ваша… меня не жалует.
– Не знаю. Спрошу у нее позже. Вы мне очень нужны.
– Я с радостью, Никита Федорович, вы же знаете? Буду вам помогать, как и раньше.
Она расспрашивает про Никитушку и Злату, а я виновато отмахиваюсь, чувствуя, что не готов к расспросам о своей личной жизни. Не готов объявить их моей семьей прямо и без стеснения.
Полный задумчивости, решаюсь сначала ехать в больницу. Переношу утренние встречи на более позднее время, сгорая от желания увидеть ее… Не сдерживаюсь и покупаю в книжном магазине ее любимый любовный роман с детективным сюжетом. Паркуюсь на больничной парковке и спешно вбегаю на этаж, неся с собой запахи улицы и озона.
– Привет, – бросаю, успокаивая дыхание.
– Привет. Я думала ты и сегодня не придешь, – поджимает губы Злата. Оглядывает меня любопытным взглядом и краснеет. Знаю, что костюм мне идет. Да и вообще…
– Ревнуешь?
– Вот еще, – фыркает она. – Никитушка о тебе спрашивал, вот и все. Я могу тебя вообще не видеть, Гончаров. И я…
– Я знаю, что ты меня ненавидишь, – произношу почему-то. Смотрю в ее растерянные глаза, в которых плещется нескрываемое волнение за меня и капелька неприязни… Всего лишь капля, но я указываю на нее. Тычу Златку в непрощение, как нашкодившего котенка. Чего я хочу услышать в ответ?
– Ненавижу, – неуверенно отвечает она. Сглатывает, словно давится словом и отходит в сторону, к еще спящему сыночку.
– Злат, я книгу тебе купил. И вчера я ездил к твоему папе в тюрьму, поэтому не смог приехать. Извини, если доставил…
– Никит, прости меня. Я не должна была так говорить. Это… Это жестоко. Ты отец моего сына и… – ее подбородок дрожит, а глаза поблёскивают.
Она скучала… Волновалась, ревновала – что угодно, но не ненавидела. Беспокоилась, благополучно ли я доехал, гадала, не помирился ли с женой?
– Я привык. И не обижаюсь. Так что забей, – снимаю пиджак и расстегиваю верхнюю пуговицу воротника.
Черт, а я просто устал… От недосказанности и проблем. Он непрощения и непонимания.
– Извини, – тушуется она. – Все равно, это… неправильно. То, что я так сказала.
– Ты же не скучала, Злат. Амиран не давал тебе скучать? Ты ходила с ним на
