часа на два, максимум на три, не больше, потом надо обязательно вытолкнуть обратно, тщательно прочистить каналы шомполом и смазать маслом… Тогда ружье будет довольно.
— Мужчины, девочки, давайте к столу! — позвала Дарья. — Выпейте чаю и можете заниматься своими делами дальше.
— Хорошая штука чай, только воды много, — заметил Сергей Иванович.
Чай чаем, чай — это великолепно, но на всякой рыбалке главное не чай, а уха и спиннинг с насаженной на леску уловистой блесной и хорошо смазанной бесшумной катушкой… Скорее бы взяться за снасть.
Но не пить чай нельзя, нельзя обижать Дарью, которая буквально светилась, разливая из большого китайского термоса, разрисованного драконами, крепкий душистый напиток.
— Сергей Иванович, может, костер по-быстрому соорудить? — предложил Широков. — Все веселее будет.
— Не надо, — отмахнулся Сергей Иванович, — обойдемся пока. Позже, когда на уху рыбы наловим, разожжем…
— Надеетесь поймать рыбу?
— Другие-то ловили, а мы чем хуже? Если не поймаем, то уху сообразим по-французски, — Сергей Иванович негромко, но очень азартно рассмеялся, затем разом оборвал смех. — Из лягушек. Никогда не пробовал лягушек?
— Нет.
— Обыкновенная курятина, такое же белое мясо. И вкус куриный. — Сергей Иванович пробежался быстрыми цепкими глазами по невысоким задымленным сопкам и, обрадованно улыбнувшись чему-то своему, молодо тряхнул головой.
— Вспомнилось что-то хорошее?
— Скоро сопки красным-красны будут — не узнаете.
— Это почему же, позвольте спросить?
— Багульник зацветет.
Чай проглотили спешно, не ощущая того, что он был горячий. Хороший чай заварила Дарья, а еще лучше были пирожки. С начинкой из голубичного варенья. Но задерживаться на пирожках не стали, — и вообще какие могут быть задержки на земле, когда их ждут спиннинги — предметы, пришедшие с неба?
Широков загадал: если с первого заброса будет поклевка — у него все сложится удачно, он вновь встанет на ноги, если не будет — возникнут сложности…
Он слышал, что хариус — рыба стремительная, берет обычно смело, — слышать это слышал, но никогда не ловил хариуса, в тех краях, где он служил, водились и шамайка, и усач, и змееголов, и сомы, что как вороны и собаки, обитают во всех частях света — всё, одним словом, есть, а вот хариуса нет.
Вода в Невере была быстрой, мутноватой — где-то еще таял снег, превращался в грязные ручьи, неспешно стекающие в большую воду, подпитывалась река и изнутри, из глубин вечной мерзлоты, течение свивало из всего, что умудрялось захватить по пути, тугие хвосты, волокло вниз…
А хариус, согласно словам Сергея Ивановича, любит воду чистую, будто стекло, и холодную, как зимний снег, — Широков на глазок оценил степень прозрачности неверской воды, результатом остался недоволен и, взмахнув тонко запевшим спиннингом, словно хлыстом, послал легкую блесну «блюфокс» — второй номер, — в воду.
Блесна хоть и казалась невесомым перышком, а в глубину ушла мигом — косо взрезала воду и стала невидимой.
Дно здесь находится, судя по всему, недалеко, метрах в трех всего, не больше, нельзя, чтобы блесна уходила на дно — обязательно будет зацеп. Широков подсек блесну, не давая ей уходить дальше и в то же мгновение ощутил толчок… Будто кто сзади по локтю стукнул. «Неужели хариус?» — мелькнуло в голове, в висках, в ушах, в затылке громко заколотилось сердце.
На блесне сидела рыба.
Тот, кто не ощущал, как она бьется на конце лески, тянет в сторону, чтобы сорваться и уйти, не знает, что это такое.
— Молодец! — откуда-то издалека донесся до него голос Сергея Ивановича.
Широков даже оглядываться не стал на оклик, боялся упустить хариуса.
— Держите его, Алексеич, лапы веревкой спутывайте, иначе удерет ведь, гад.
Главное сейчас, не дать слабину леске, выбирать ее постоянно, все время держать снасть в натяге.
Рыба сопротивлялась отчаянно, еще немного — и обломила бы кончик спиннинга. Интересно, какого же размера будет хариус, если он пытается справиться с прочной снастью — готов даже руки вывернуть…
Ну и рыба! Сильное сопротивление ее заставляет возбужденно дрожать не только руки, но и душу. Широков не сплоховал, одолел рыбу — подвел ее к берегу и выбросил на каменный заплесок.
Это действительно был хариус — сталисто-синего цвета и с темной, почти черной спиной.
Широков снял его с тройника и поцеловал в небольшую тупоносую мордочку. Пробормотал растроганно:
— Ах ты, мой золотой! Мой платиновый! — Еще штук пять таких экземпляров — и получится хорошая уха, даже на жарево кое-что останется, Широков вторично чмокнул хариуса в нос, бросил себе за спину. — Ловись рыбка большая и маленькая!
Течение у ног его, у самого берега, свилось в широкую петлю, приподнялось, — вода приподнялась над водой, словно бы что-то должно было показаться из глубины, выдавиться наверх, и Широков ощутил, что внутри у него возникла неясная тревога.
Он вновь закинул блесну в воду, стараясь, чтобы изящная долька блестящего, будто бы отлитого из золота металла попала на середину реки, в крутящуюся заводь, рожденную течением возле небольшого голого островка.
Вода там стремительно огибает каменный огрызок с двух сторон, несет разный сор, в том числе и тот, который можно есть, вот рыба и караулит разных водяных блох и сорвавшихся в реку мотыльков и букашек.
Рука у Широкова была твердая, блесну он послал точно — блестящая долька беззвучно шлепнулась в воду и исчезла, Широков немного выбрал леску — совершил холостую подсечку, иначе бы блесна ушла на дно и зацепилась за какой-нибудь ноздреватый камень, в следующий миг ему показалось, что последовал толчок, — ударила рыба, но толчок был пустой… Скорее всего, ударило течение.
С седьмого или восьмого заброса он вытащил из воды небольшого, совсем дохлого харюзенка фирменного синего цвета, поспешно снял его с тройника.
— Не пропускай занятий в школе, веди себя хорошо на улице и дома, — опустил харюзенка в воду, — а пока, как говорил писатель Астафьев Виктор Петрович, плыви к папе и маме, скажи, чтобы явились сюда и дали объяснения… Понял? — Широков подтолкнул харюзенка, и тот исчез в течении.
— Имейте в виду, Алексеич, у нас таких не отпускают, — крикнул Сергей Иванович, — это вполне взрослая рыба.
— А я думал — школьник младшего возраста либо того чище — детсадовец.
— Нет, Алексеич, это был не детсадовец, а вполне взрослый товарищ…
— Я попросил, чтобы он папу с мамой привел.
— Не приведет, — сказал Сергей Иванович и выбросил на берег темного, словно бы посиневшего от холода хариуса. — Водится еще рыбка в ледяном Невере! Так, глядишь, и на уху наловим.
— А на жареху?
— На жареху тоже наловим, — убежденно произнес Сергей Иванович.
Но было уже понятно, что клюет хариус сегодня на Невере редко и неохотно: то ли
