такой рыбы, как на Амуре, здесь не найдешь — в тех водах ловили даже калугу, а калуга — рыба такая, что запросто может потянуть на тонну живого веса.
Как-то на работу к Широкову заскочил Сергей Иванович, раскрасневшийся, подвижной, чем-то здорово возбужденный.
— Слушай-ка, Алексеич, — сказал он, — наши на Невер выезжали — с хорошим уловом вернулись.
Широков умел загораться, — загорелся и сейчас, — улыбнулся во все зубы, которые у него сохранились, потер руки азартно:
— А что, Сергей Иванович, смазывай у машины педали, в понедельник можем съездить на рыбалку.
— А в воскресенье?
— Воскресенье у меня — самый рабочий день, по воскресеньям больше всего воровства происходит.
— М-да. — Сергей Иванович крякнул досадливо, что-то прикинул про себя и проговорил неожиданно довольным голосом: — А чего? Можно в конце концов и в понедельник, — хитро прищурил один глаз и добавил: — Я могу перестроить график и в понедельник выйти в ночную смену, а день отдать рыбалке. Все, решено: утром мы выезжаем на Невер. Так что готовься. И Серого готовь.
— Я уже готов, а Серый… Серый был готов еще вчера.
Сергей Иванович не выдержал, засмеялся, смех был легким, раскрепощенным — хороший человек все-таки жил на белом свете, Сергей Иванович Половцев…
Выехали всей командой — Дарьино семейство в полном составе и Широков.
Весна на холодных землях наступает стремительно, скудные, глинистого цвета плешины покрываются веселой яркой травой, следом, в один-два дня распускаются нехитрые, но так здорово греющие всякую остывшую душу цветы.
В глазах рябит от несмети ярких желтых, лиловых, белых, оранжевых, голубых цветов, им радуются все — и люди, и звери, и птицы, и домашние животные — нет таких существ, которые были бы к появлению весенних цветов равнодушны.
Сравнить буйное неверское цветение можно было разве что только с апрельской пустыней Кара-Кум, когда после коротких дождей вдруг оживали угрюмые опасные барханы — сквозь песок проклевывались алые маки, желтые пустоножки, белые, будто сотканные из папиросной бумаги козероги, на солнце безбоязненно выползали змеи и гибкие проворные ящерки, хамелеоны, зубастые, по-гадючьи громко шипящие вараны…
Сергей Иванович ловко, одной рукой вел машину и, не узнавая скудные места, преобразившиеся внезапно, словно бы по приказу доброго волшебника, восхищенно вскрикивал:
— Это надо же! Смотрите, маки вылезли! Раньше в этой зоне никогда не росли маки, а сейчас… Чудеса-а-а…
Через несколько минут вновь звучал его радостный голос:
— Смотрите, какая огромная куртина подснежников!
В низине, кое-где еще сохранившей следы снега, сырой, пока еще не поросшей травой, густо, переплетаясь друг с другом, росли подснежники — огромная куртина, точно посередине разделенная слабым ледяным ручейком, искрящимся на солнце.
— Надо же, сколько подснежников! Я никогда не видел их так много! — Сергей Иванович, едва сдерживая восторг, вскидывал руки над кругом руля.
— Сереж, ты за дорогой лучше смотри, иначе мы застрянем среди твоих подснежников и будем жалеть, что застряли среди них, а не в городских одуванчиках, объеденных мухами.
— Не застрянем, Дарь, ни за что не застрянем, вот увидишь, — Сергей Иванович старался, чтобы голос его звучал как можно убедительнее. — Даже если где-нибудь сядем на мост — все равно вылезем.
— Ну, если бы ты сидел за рулем танка — вылезли бы.
— У танка руля нет — рычаги.
— Следи за дорогой, не отвлекайся на разговоры.
Минут двадцать они ехали по берегу Невера, потом свернули в сторону, форсировали лысую горбушку, до которой весна еще не добралась, и вскоре очутились в довольно невзрачном месте, которое Широков никогда бы не выбрал для рыбалки, — слишком глухим и пустынным оно было.
— Сколько я сюда ни приезжал — ни разу не видел рыбаков, — Сергей Иванович заперхал в кулак, словно был в чем-то виноват, — но здесь клюет хариус, знаю точно. Другой рыбы тут нет.
— Я не спец по хариусу, но попробовать можно.
— А что за рыба водится в Средней Азии?
— Самая вкусная — шамайка, самая крупная — белый амур, самая экзотическая — змееголов.
— Про змееголова я вообще не слышал.
— Иногда попадаются очень большие экземпляры, на теле — змеиный, с прямыми углами и ромбами рисунок. Мясо розовое, жирное, костей нет. Ест все подряд. Может стрескать даже собаку, переплывающую реку. Нападает обычно парами.
— Тьфу! Как можно есть такую рыбу?
— Народ ест все.
Сергей Иванович развернул машину радиатором к солнцу, чтобы удобнее было уезжать — отдал дань правилу: «Приехав куда-то, первым делом подумай об отъезде», и поступил правильно — ведь всякое может случиться, иногда такое, что в минуту отъезда думать о колесах бывает уже поздно…
Через очень короткое время мужчины уже занимались спиннингами, Дарья раскидывала на бугорке непромокаемую скатерть, чтобы выпить чаю со свежими пирожками, — и чай и пирожки с вареньем она привезла с собой, дочери, вскрикивая восторженно, собирали цветы для гербария.
— Ты смотри, какие роскошные подснежники цветут! — громко прокричала одна из них.
Услышав это, Сергей Иванович отставил в сторону спиннинг и неожиданно споро понесся к девочкам.
— Эти цветы не трогайте! — издали прокричал он. — Это не подснежники!
— А что же?
— Сон-трава.
Цветы сон-травы были очень красивые: крупные, лиловые, гнездились на земле кучно, держались особняком, — если другие цветы без опаски забирались на территорию соседей, легко перемешивались с ними, то сон-трава никого не пускала в свои владения.
— Чем она плохая, сон-трава? — плаксивым тоном спросила старшая из девочек.
— Дуреха! — Сергей Иванович ласково погладил ее ладонью по голове. — Сон-трава — ядовитая, человек легко засыпает с букетом сон-травы в комнате и никогда уже не просыпается.
— Я этого не знала… — растерянно проговорила девочка и швырнула сорванный цветок под ноги.
— Век живи — век учись, — назидательно проговорил отец.
— А как отличить сон-траву от обыкновенного подснежника? — не унималась дочь. — Они же совсем одинаковые, очень похожи друг на друга.
— Совсем, да не совсем, — Сергей Иванович даже не заметил, что скаламбурил. — Цветы у подснежника в большинстве своем белые, а у сон-травы — лиловые.
По тому, какими резкими были движения Сергея Ивановича и насколько встревоженным его голос, Широков поверил, что сон-трава действительно опасное растение.
Вернувшись к спиннингам, Сергей Иванович вытер ладонью холодный лоб:
— Так и поседеть можно — ведь возьмут да нарвут цветов, а потом по привычке еще и пару стеблей зубами закусят… Чтобы красивее выглядеть.
— Опасный цветок сон-трава?
— У нас сосед, заядлый охотник, решил очистить от гари стволы ружья, натолкал внутрь цветов сон-травы и забыл. Через некоторое время собрался на охоту — открыли сезон, достал ружье, а стволы дырявые, как решето. Цветы сплошь из яда состоят, съедающего любую накипь, гарь, грязь, оставлять их в стволах можно
