я обещаю придумать для вас достойное наказание.
53
Донесение Зорге от 11 апреля 1941 г.
«Представитель Генерального штаба в Токио заявил, что сразу после окончания войны в Европе начнется война против Советского Союза».
54
«Всеми своими мыслями мы проходим вместе с вами Красную площадь. Рамзай. 1 мая 1941 года».
55
Телеграмма от 2 мая 1941 года: «Гитлер решительно настроен начать войну и разгромить СССР, чтобы использовать Европейскую часть Союза в качестве сырьевой и зерновой базы. Критические сроки возможного начала войны:
а) завершение разгрома Югославии,
б) окончание сева,
в) окончание переговоров Германии и Турции. Решение о начале войны будет принято Гитлером в мае… Рамзай».
56
— Покой и только покой! Никаких движений. Все это очень серьезно. Гораздо серьезнее, чем может показаться.
Рихард недоуменно посмотрел на посольского врача.
— И даже не пытайтесь возражать. С сердцем шутки плохи
Доктор поднялся, бережно спрятал секундомер в жилетный карман.
— Я, конечно, понимаю, что при вашем образе жизни, господин пресс–атташе, лежать в постели — невероятная мука. И все же придется потерпеть.
Рихард откинулся на подушку и закрыл глаза. Этой беды он совсем не ждал. И нужно же было, чтобы она свалилась на него именно теперь, когда он должен работать с двойным напряжением!..
Он вспомнил чьи–то случайно услышанные слова: сердце здорово до тех пор, пока ты не чувствуешь, что оно у тебя есть. Теперь Рихард чувствовал свое сердце. Мягкий болезненный комок сокращался неровно, вяло. И каждый удар отдавался во всем теле тупой, ноющей болью.
Доктор ушел. После него в комнате остался едва уловимый запах лекарств. И несколько бумажек на низеньком столике возле тахты.
Порывистым движением Рихард сбросил с себя покрывало. Нет, сейчас он не может болеть! Просто не имеет права.
Накануне вечером в саду посольства Рихард видел двух дипломатических курьеров. Значит, пришла новая почта. Мог ли он остаться равнодушным к содержимому опечатанных красным сургучом плотных брезентовых мешков, которые привезли из Берлина эти белобрысые громилы? Быть может, в них находились ответы на мучившие его загадки. Быть может, он уже сегодня сможет узнать дату начала гитлеровского вторжения в СССР.
Рихард стал быстро одеваться. Каждое резкое движение рождало новые приступы боли. Тысячи маленьких острых иголок впились в грудь, раздирали все тело. Кружилась голова, ноги подкашивались и дрожали. Да, это была расплата за многолетний труд, расплата за непрекращающееся напряжение всех духовных и физических сил.
Почти восемь лет он ни на минуту не знал покоя, не давал себе передышки. Восемь лет изнуряющей работы — разведчика, журналиста, нацистского чиновника.
Несколько месяцев назад он написал в Центр: «Я уже сообщал вам, что до тех пор, пока продолжается европейская война, останусь на посту… Мне между делом стукнуло 45 лет и уже 11 лет, как я на этой работе. Пора мне осесть, покончить с кочевым образом жизни и использовать тот огромный опыт, который накоплен. Прошу вас не забывать, что живу здесь безвыездно и в отличие от других «порядочных» иностранцев не отправляюсь каждые три–четыре года на отдых. Этот факт может казаться подозрительным.
Остаемся, правда, несколько ослабленные здоровьем, тем не менее всегда ваши верные товарищи и сотрудники».
Невероятным усилием воли Зорге научился заглушать в себе щемящую тоску по дому, Родине, близким, друзьям.
Разум подчинялся воле. Здоровье отказывалось подчиняться. Оно требовало передышки, хотя бы короткого расслабления. Вчера вечером прозвучал первый звонок–сердечный приступ. Круги в глазах, непривычная слабость. Требование врача звучало веско и убедительно. Ему следовало подчиниться. И все же надо идти сейчас в посольство.
— Входи, входи, дорогой Рихард, — поднялся ему навстречу Отт. — А я уже собрался навестить тебя. Мне передали, что ты болен.
— Пустяки, — улыбнулся Зорге, садясь в кресло. — Думаю, что все обойдется. Просто нужно бросить курить.
— Боюсь, дорогой мой, ты выбрал не самое лучшее время для этого, — многозначительно проговорил Отт. Посол выдержал паузу и продолжал: — Дело в том, дорогой Рихард, что пройдет еще несколько месяцев, и мы станем получать не эту вот дрянь, — Отт презрительно кивнул на пачку немецких сигарет, лежавшую на столе, — а знаменитые русские табаки. Они, кажется, выращивают их в Крыму.
— И когда же все это начнется? — меланхолично спросил Зорге, догадываясь, к чему клонит Отт.
— Точную дату назвать не могу. Но знаю — где–то в июне.
Отт взглянул на часы. До обеденного перерыва оставалось около десяти минут. Неторопливой походкой он направился в другой конец кабинета. Там, в стене над портьеркой, рядом с портретом Гитлера, был замурован сейф.
Отт достал из кармана ключи на позолоченной цепочке, установил наборный механизм и повернул рукоятку. Массивная дверь плавно отошла. Посол вынул несколько папок с бумагами и подал их Рихарду:
— Посмотри, пожалуйста, эти бумаги, Рихард, там есть кое–что любопытное и для нас с тобой.
— Опять требуют какой–нибудь доклад? — спросил Зорге.
— Черт возьми! — Отт всплеснул руками. — У тебя просто дьявольская проницательность. Я очень рад, что ты так быстро поправился. Иначе мне пришлось бы очень туго. Предстоит написать целый трактат о внутреннем положении Японии. Ты сам понимаешь, насколько им важно знать перед началом Восточного похода, что у нас тут творится, — Отт снова взглянул на часы. Стрелка приближалась к двум. — Извини, Рихард, но мне пора.
Зорге сделал вид, что не расслышал этих слов. Он весь ушел в чтение секретных документов рейха. Отт вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Разве мог он подозревать, каких усилий стоило Рихарду скрыть свое волнение перед его уходом!
В папках, переданных ему послом, содержались важнейшие сведения о подготовке наступления гитлеровцев на Советский Союз. Точно указывались места предполагаемого пересечения советских границ, количество дивизий, сосредоточиваемых вблизи наших рубежей, оснащенность техникой и т.д.
Рихард лихорадочно перебирал тонкие листы бумаги с колонками цифр, схемами, планами. Кое–что он старался тут же запомнить. Но все запомнить было практически невозможно. Стоило лишь перепутать некоторые данные, и ценнейшая информация помимо воли Рихарда могла дезориентировать Центр.
Подождать еще несколько дней и вновь перечитать эти документы?
Но Зорге понимал: каждый час промедления мог обернуться потерей тысяч жизней в будущей войне. Кроме того, не было никакой гарантии, что он увидит документы еще раз.
Рихард взглянул на большие часы, стоявшие в углу кабинета. Отт отправился на обед и мог отсутствовать еще минут двадцать пять–тридцать. Как и большинство немецких чиновников, посол отличался
