19 ноября
Собравшуюся у камина компанию отличала одна особенность –все были правоведами, вернее, все в той или иной степени были служителямиправосудия. Сию братию представляли здесь адвокат Мартиндейл, Руфус Лорд,заслуживший высшее звание королевского адвоката, и молодой Дениелс, сделавшийсебе имя на деле Карстайрза, а также судья Кливер Льюис из «Льюис и Тренч» истарый мистер Тревис. Мистеру Тревису было около восьмидесяти, но ему удалосьсохранить к столь почтенному возрасту острый, живой ум и превосходнуюпрофессиональную память. Прежде он служил в известной конторе адвокатов и былодним из наиболее уважаемых представителей этой конторы. На его счету быломножество полюбовных решений щекотливых судебных дел; он был криминалист высшегокласса, а кроме того, знаток закулисных историй, и в этом отношении ему не былоравных во всей Англии.
Легкомысленные люди поговаривали, что ему следовало бынаписать мемуары. Но мистер Тревис был значительно мудрее. Он понимал, чтознает слишком много.
Давно отойдя от дел, он уже не занимался частной практикой,но не было в Англии другого такого человека, чье мнение столь же уважали всечлены его же братии. Где бы ни раздавался его отчетливый, высокий и тихийголос, там всегда наступала почтительная тишина.
В этот вечер разговор в клубе шел об одном нашумевшем деле,слушание которого как раз сегодня закончилось в Бейли. В результате этогопроцесса подсудимого, обвинявшегося в убийстве, признали невиновным. Исобравшаяся у камина компания занималась тщательным критическим разборомданного прецедента.
Обвинение сделало ошибку, слишком положившись на одного изсвидетелей – служанку, тогда как старине Депличу следовало учесть, что еепоказания открывают прекрасные возможности для защиты. Молодой Артур ловко этимвоспользовался. А Бентмор в своей заключительной речи постарался датьобъективную оценку и представить дело в истинном свете, но тем самым он толькоокончательно все испортил – присяжные поверили молоденькой служанке. Надосказать, что восприятие присяжных зачастую бывает исключительно странным –никогда не угадаешь заранее, на чью сторону они встанут, кому поверят. Но еслиуж у них сложилось определенное мнение, то убедить их в обратном практическиневозможно. Итак, они поверили рассказу этой девушки, из коего следовало, чтоломик не мог быть орудием убийства, и после этого дело можно было считатьрешенным. Заключение медицинской экспертизы оказалось выше их понимания. Всеэти ученые молокососы с их заумными латинскими терминами и прочей научной тарабарщиной– чертовски плохие свидетели. Вечно мямлят да бормочут нечто неопределенное иникогда не могут ответить ни «да» ни «нет» на, казалось бы, элементарныйвопрос. Они вечно твердят одно и то же: «При определенных обстоятельствах это,возможно, могло иметь место…» – и так далее в том же духе.
Когда все участники разговора так или иначе высказались и ихзамечания уже переходили в свободную беседу, всем показалось, что недостаетнекоего компетентного завершения. И лица собравшихся у камина, одно за другим,обратились в сторону мистера Тревиса, поскольку тот еще не внес свою лепту вданное обсуждение.
Мистер Тревис сидел, удобно откинувшись на спинку кресла, ис рассеянным видом протирал свои очки. Наступившее молчание, видимо,насторожило его, и он, подняв голову, окинул присутствующих пристальнымвзглядом.
– Извините, я задумался, – сказал он. – Выспросили меня о чем-то?
– Сэр, мы обсуждали дело Ламорна, – сказал молодойЛьюис и выжидательно умолк.
– Да-да, – сказал Тревис. – Я как разразмышлял об этом.
В комнате воцарилась почтительная тишина.
– Но боюсь, – заканчивая полировку стекол, сказалмистер Тревис, – я слишком увлекся собственными фантазиями. Да, я позволилсебе погрузиться в мир фантазии. Видимо, начинают сказываться годы. В моемвозрасте человек обладает известными привилегиями и при желании может позволитьсебе пофантазировать.
– Да, сэр, конечно, – сказал молодой Льюис, но виду него был несколько недоумевающий.
– Я размышлял не столько о процессуальных особенностяхдела, – продолжал мистер Тревис, – хотя они были интересными,исключительно интересными… И даже если бы суд вынес иной приговор, все равноостались бы серьезные основания для обжалования. Но, как я уже отметил, менябольше привлекал не сам процесс, а, скажем так, люди, причастные к этому делу.
Все собравшиеся смотрели на него с некоторым удивлением. Онипривыкли рассматривать людей, имевших отношение к судебному расследованию,только с точки зрения правдоподобия их показаний, то есть как свидетелей. Никтоиз них не отваживался задаться вопросом, был ли обвиняемый на самом делевиновен или же суд, оправдав его, вынес верный приговор.
– Я задумался, знаете ли, о человеческойприроде, – медленно сказал мистер Тревис, – о человеческой сущностиво всем многообразии ее видов, родов и форм. Отдельные индивидуумы обладаютизрядными умственными способностями, но преобладающее большинство обходится безоных. Итак, они спокойно живут в разных уголках нашей планеты – в Ланкашире,Шотландии или иных землях, – как небезызвестные вам владелец ресторанчикаиз Италии и школьная учительница из маленького городка на Среднем Западе. Всеони попали в расставленные сети, стали участниками или свидетелями некоегопреступного замысла, и в итоге в один из серых ноябрьских дней судьба свела ихвместе в зале лондонского суда. Каждый внес свой вклад, сыграл свою маленькуюроль в этом деле. И кульминацией стал суд над убийцей.
Он немного помолчал, пальцы его беззвучной барабанной дробьюпрошлись по колену.
– Мне нравятся ловко закрученные детективныеистории, – сказал он. – Однако, знаете, на мой взгляд, все они имеютодин недостаток. Они начинаются с убийства! Но убийство – это, в сущности,конец… Ведь история преступления начинается намного раньше – порой подготовка кнему длится многие годы, и в итоге определенные причины и события сводятизвестных людей вместе в известном месте в известное время и в известный час.Возьмем, к примеру, показания юной служанки – если бы эта судомойка непоссорилась со своим кавалером, то она не отменила бы свидание и не отправиласьбы к Ламорну, а следовательно, и не могла бы стать главным свидетелем защиты.Далее идет Джузеппе Антонелли, приехавший на месяц из Италии, чтобы пообщатьсясо своим братом. Этот брат слеп, как летучая мышь, и он не смог бы увидетьтого, что увидели зоркие глаза Джузеппе. Наконец, если бы констебль нелюбезничал с той кухаркой из сорок восьмого номера, то не опоздал бы на свойучасток…
Мистер Тревис слегка кивнул головой, словно соглашался ссобственными мыслями.
