Андрон шепнул мне:
— Прошу, не рассказывай Сиду, что я просил тебя его заложить. Очень стыдно!
— Не скажу, но требую, чтобы ты как-нибудь перед ним извинился.
— Чего вы шепчетесь? — спросил Сид с переднего сиденья.
— Как желудок?
— Отвратительно, но никаких проблем. Если окажется, что обед не был отравлен…
— То Андрон тебе закажет все блюда, которые ты хотел тогда съесть, — предложил я.
Андрон поджал губы, но кивнул. Пару часов я провёл долгожданном ничегонеделании. Заглянул в письма на смартфоне — там были и от Аллы, и от Нинель Кирилловны.
“Меня тоже в командировку. С Лукьяном, будь он неладен”.
“Эльдаръ Матвеевичъ, вы живы? Почему вы молчите? Вы разлюбили меня?”
Желания строчить огромные письма в ответ не было — тем более, что между региональными сетями письма доставлялись с гигантской задержкой.
Итак, вскоре мы с Андроном, переодевшиеся и отдохнувшие, погрузились в элитное такси и отбыли в заведение “Амнезия”. Досмотр, “Пропустите, они к Тимофею Евгеньевичу”, “Пройдёмте”…
Череда коридоров между залами, где звучала электронная музыка и танцевали увешанные цветными светодиодами голые девушки. Ещё одна дверь, за которой оказался уютный небольшой зал с круглым столом, за которым сидели пятеро.
Двоих я не знал. Третьим был граф, Тимофей Евгеньевич. Четвёртым был мой заклятый друг, Джек — он же Евгений Анадырёв.
А вот пятым… пятым был тот, кого я меньше всего ожидал увидеть здесь. Ровно как и он не ожидал увидеть меня.
— Опа! ВнучОк!
Глава 16
Дед заключил меня в свои объятия, дыхнув лёгким перегаром в ухо. А затем весьма ощутимо врезал в плечо.
— А мы только разговорились с твоим однокурсником о тебе. О том, как тебя отчислили. Вот уж не думал, что встречу тебя. Значит, курьер?
Я подавил в себе желание расспросить подробнее, о чём именно они общались, и представил.
— Андрон Федотович, познакомьтесь, Альберт Эльдарович, мой дед. А это Евгений, но можете называть его Джеком.
— Салют.
Он поздоровался холодно, но крепко. Граф представил мне двоих незнакомых. Слева от меня сидел мужчина в очках лет сорока пяти — доктор Потапенко, Иван Аркадьевич. За ним — Трофим Степанович Царенко, лет тридцати пяти, с ранней лысиной и серьгой в ухе, в дорогом пиджаке, представившийся «музыкальным директором». Он оказался двоюродным дядей Евгения.
— Я даже не предполагал, что за одним столом окажется так много знакомых! — не то обрадовался, не то удивился хозяин.
Распечатали колоды, раздали фишки — по пятьсот.
— Давайте сегодня не будем звереть, и одна фишка будет равна одной копейке, — предложил Потапенко. — К тому же, за столом двое юношей, которые вряд ли могут похвастаться богатыми бюджетами.
— Одной копейке? Всего? — удивился Тимофей Евгеньевич. — Я бы предложил как минимум рубль за фишку.
— Этот мой оболтус едва сводит концы с концами, — махнул на меня дед. — Но по копейке — очень мало. Хотя б десяток.
Он сидел прямо напротив меня, и я невольно вглядывался в него. Ему было в районе семидесяти, но выглядел он более чем прилично. Почти без провисшей кожи, с хорошей стрижкой и совсем лёгкими признаками алкоголизма. Впрочем, было видно, что в его среде алкоголь имеет соответствующую цену и качество. А употребление дорогого вина не столь пагубно влияет на организм, как третьесортная водяра и «пивной напиток, идентичный натуральному» из ближайшего ларька.
Видно было, что он рад меня видеть, но в его взгляде было что-то хищное, как будто он искал во мне какой-то изъян, какую-то слабость. Впрочем — вполне в стиле моих родственников.
— Мы давно не общались, дед, — сказал я. — Не буду утомлять беседами при почтенной публике, скажи хоть, как имение, как бизнес? Не всё ещё проиграл?
Дед слегка изменился в лице, брови дёрнулись вверх, как будто он не ожидал этого вопроса.
— Хм. Бизнес, как ты выразился, у меня новый. Фабрика по производству свистулек, знаешь ли. Детских игрушек, народных татарских.
— Прелестно.
— Искандер мне помогает, как может. Техническим директором его взял. Развёлся снова, знаешь? Да, вы же не общаетесь… Ещё с детства…
Искандер. Что-то стрельнуло в голове. Что-то настолько одновременно и привычное, и знакомое, и болезненное. С этим именем и этим человеком явно были связаны какие-то воспоминания. Искандер явно был родственником, но кем? Вот бы спросить у Сида — но он остался в гостинице.
— Итак, десять копеек, все согласны? — предложил хозяин, прервав наш диалог.
Возражений не последовало. Таким образом, у меня оказалось фишек на пятьдесят рублей. Сумма абсолютно смешная для местного дона мафии, но, похоже, Тимофей Евгеньевич играл не для обогащения. Ему нравился сам процесс. Я прямо-таки видел, с каким азартом он наблюдает за мимикой соперников.
На стол лег электронный кошелёк — я уже видел такие, странная пластиковая карта с чипом, считывателем отпечатка пальцев и едва видимым электронным табло, на котором стояла цифра. Все перечислили туда по пятьдесят рублей.
Когда начали раздавать карты, я вдруг заподозрил неладное. В мирах Основного Пучка тоже было несколько вариантов колоды — русская, немецко-швейцарская, испанская, но в России всегда играли стандартной, французской колодой — по тринадцать карт каждой масти. Здесь же карт оказалось четырнадцать — цифры от одного до десяти, причём вместо туза была единица, а из рисованных номиналов были паж, дама, король и император.
— Напомни комбинации, — шепнул я Андрону.
Тот посмотрел на меня, как на идиота.
— Ты сел играть, не зная правил?!
— Ну… В той среде, где я играл — они могли быть другими.
Правила оказались вполне знакомыми. Пара, две пары, тройка, «улица» — стрит, «масть» — флеш, полный сбор, четвёрка и «масть по порядку».
— Напоминаю, главным образом для новичков, что любое применение сенса во время игры будет… строго караться. Итак, делайте ставки, господа.
Я играл осторожно, спасовав дважды в первых двух кругах. К тому же, передо мной сидел Андрон, и он в первых же двух конах удваивал, а то и дважды. И, разумеется, проигрывал.
— Сдаётся мне, что вы, Андрон Федотович, весьма азартны, — заметил мой дед. — Азарт обычно связан с пылкой натурой. Я вижу, вы — штайнер или вроде того — наверное, от дам нет отбоя?
— Я женат, — несколько грустно сообщил Андрон Федотович. — А вы, позвольте спросить?
— Вдовец, уже давно, — хмыкнул дед. —
