– Но девятнадцать лет назад, в тот самый день, когда по миру пронёсся Дикий Гон, тюрьма была повреждена.
– Комета в небе, – есть не что иное как огромная трещина в стенах тюрьмы, которая излучает пагубную энергию столь сильную, что та достигает материального мира сквозь Астрал.
– Вскоре трещина станет настолько велика, что узники сбегут из тюрьмы обратно в Валемар.
– Пагубная энергия, изливающаяся в материальный мир уже девятнадцать лет, пробуждает в нём силы, враждебные нам.
– Когда узники вернутся в Мир Павшего Дракона, жизнь, какой мы её знаем, прекратит существовать. Наступит конец нашего и начало их мира.
Маги слушали и ощущали нечеловеческую угрозу, которая скрывалась под красной и синей тканью, они осознавали, что именно сейчас, на их глазах рушился привычный миропорядок. Никто не возмутился, никому и в голову не пришло спорить.
– В том случае, если всё это не странная глупая шутка, эфенди, – раздался голос в тишине, – нам следует задаться тремя наиважнейшими вопросами.
Его звали Ормузд бен Тафур и он взял слово, не испросив дозволения. Загорелый до черноты худой старец обладал осанкой воина, носил поверх белого одеяния золотистый кушак с кинжалом в драгоценных ножнах, серьги в ушах и ноздре, а также большой оранжево-синий тюрбан. Нос посланца Изумрудного халифата был велик, а пронзительные глаза подведены углём.
– Первое: каким образом была повреждена тюрьма, созданная самим Владыкой Всего, Магом Магов, самым великим и мудрым? Второе: кого он счёл достойным, чтобы содержать в своём тайном узилище? Третье: чем именно грозит возвращение узников? Получив ответы, мы станем думать о дальнейших действиях.
Цель была положена и сразу стало легче дышать, со многих делегатов спало оцепенение, архимаги поддержали невозмутимого серифа.
– Это правильные вопросы, – одобрил Гед Геднгейд. – отвечайте.
Плащеносцы синхронно кивнули.
– Тюрьма получила сильнейший удар, когда девятнадцать лет назад неизвестный волшебник неким образом смог пробить брешь в блокаде, – провозгласил Красный.
– Он вышел в Астрал, первый за тысячи лет, хотя и ненадолго. Раскол несокрушимой преграды Джассара отдался во всём имматриуме, волна докатилась до тюрьмы, – продолжил Синий. – Её стены треснули.
Поднялся оглушительный крик, – вот теперь архимаги со всех сторон света выражали возмущение чушью, которую им пытались скормить. Немыслимо! Чтобы кто-то смог преодолеть волю Джассара?! Бред! Ложь! Даже зелёный студент не поверит в такое! Да разве же возможно, чтобы какой-нибудь волшебник смог пробиться в Астрал, а потом не сообщил миру о своём величайшем свершении?! Безумие!
Они возмущались, а Майрон сидел неподвижно и поблёскивал капельками холодного пота. Ведь это он девятнадцать лет назад пробил брешь в Астрал собственным затылком.
– Предположим, что в это можно поверить. – Старый бен Тафур вновь заговорил без дозволения, но Гед Геднгейд не остановил его, ибо этот маг уже владел вниманием собратьев. – Но не будем забывать, что из трёх вопросов первый – самый не важный. Так кого же блистающий повелитель держал в своей тюрьме? Демонов? Богов?
– Нет, – ответил Красный.
– Да, – ответил Синий.
– Ни то, ни другое.
– И то, и другое.
– Они звали себя просто Господами.
Глаза Майрона пронзила вдруг сильная боль, он не подал вида, лишь напрягся, чтобы не закричать и не схватиться за лицо. На какой-то миг перед ним вспыхнуло смутное виденье, – звезда о восьми извивающихся лучей с глазом кракена посередине. В ушах приглушённый и далёкий голос произнёс: «…десятки миллионов жизней под защитой великих Господ, чья ноша тяжела, но благородна…»
– Они не нуждались в поклонении либо душах смертных, но жаждали получать их.
– Они пришли не из иных миров, но родились здесь, в Валемаре.
– Ещё до Падения Дракона, когда весь этот мир был сплошной водой.
– Они жили на дне, во тьме, не знавшей солнца, в холоде и тишине.
– Они – истинные дети Валемара, его плоть и кровь.
– Не то, что вы, потомки беженцев и бродяг из чужедальних реалмов…
– Но мы никогда не слышали ни о каких Господах. – Это был канцлер Ги, старец в очень богатых одеждах и высокой цилиндрической шапке медвежьего меха. – Наши летописи самые древние и полные в мире, если не считать далийских, которых никто никогда не видел. Ни о каких Господах…
– Быть может, – перебил Красный в ответ, – ваши летописи рассказывают и о том, что творилось в Четвёртую эпоху Валемара?
Высокопоставленный царедворец ничего не ответил на это. Четвёртая эпоха была провалом в мировой памяти. Многие народы, жившие тогда, просто исчезли из мира; археологи находили следы цивилизаций, которые не дали потомства, не переродились ни во что: пустые города, будто брошенные вместе со всем имуществом, осколки богатых культур, памятники зодчества, с образами невиданных существ, но и только. Даже в Государевой библиотеке Кхазунгора не было достоверных сведений о Четвёртой эпохе, они просто когда-то исчезли вместе со всеми знатоками и тайну эту по сей день никто не разгадал.
– Мы были там, – заговорил Красный.
– Рядом с Джассаром, – подтвердил Синий.
– Всю Третью эпоху, когда он помогал Дайзирису Кеметилу объединять людей.
– И всю Четвёртую эпоху, когда он один возглавлял войну против Господ, уродовавших и искажавших мир.
– Он одолел их.
– И спрятал правду, которая была слишком опасна.
– Потому что их способность коверкать умы и души, ничем не уступала способности коверкать материю.
– Даже знание о них могло отравлять, порождая опасную гниль душ.
– Они были заточены, а память о них, – вымарана.
– Как и о Джассаре. Он не желал больше вмешиваться в судьбу мира.
– Но ему пришлось, когда в конце Шестой эпохи началась Первая Война Магов.
– Остальное вам известно.
Из трёх вопросов, сформулированных Ормуздом бен Тафуром остался один.
– Когда Господа вернутся в мир, ему грозит полное преображение.
– Жизнь, какой мы её знаем и понимаем, прекратится.
– Всё живое, не покорившееся их воле, станет донным илом.
– А те, что покорятся, перейдут в новую форму, омерзительную, извращённую и страшную.
– Их дальнейшая судьба незавидна, – жизнь в поклонении и обожании Господ, а затем ворарефильский[14] экстаз слияния с ними.
