На негнущихся ногах Кэтрин подошла к ажурной кованой калитке и позвонила. Джеймс встал и, не глядя, пошел открывать. Он был босой, в белых льняных брюках, и с безнадежным обожанием Кэтрин смотрела на игру мускулов на его загорелом торсе.
Примерно на середине дорожки он оторвал сосредоточенный взгляд от своих ног и увидел Кэтрин. Остановившись, словно налетел на невидимую стену, он медленно вынул руки из карманов и испуганно уставился на нее. Кэтрин тоже замерла, боясь дышать.
Несколько секунд длились целую вечность, а вокруг не осталось ничего: ни вечера, ни пальм, ни отдаленного шума моря.
— Здравствуй… Джеймс. Я…
Он сделал один шаг ей навстречу и снова остановился.
— Кэтрин… Ты что тут делаешь?
— Я прилетела. Вот.
— Ты прилетела ко мне?
— Нет. Да. Я прилетела кое-что у тебя спросить.
Он вдруг спохватился, подошел к калитке, отпер ее:
— Входи! Я совсем забыл… Входи… Пойдем.
Она вошла, медленно и несмело приблизилась к мольберту. Джеймс остался стоять позади, тяжело дыша. Она не видела его лица, но чувствовала его волнение.
На большом квадратном холсте плескалось лилово-сиреневое море. Точь-в-точь как тогда, на пляже, в последнюю ночь… В их первую ночь.
Закат. И две маленькие фигурки у самой воды — мужчина и женщина держатся за руки и смотрят куда-то за горизонт… А вокруг — дикий берег и тишина. Тишину эту было так хорошо видно на рисунке, что Кэтрин живо вспомнила тот вечер: легкое дуновение ветерка, запах костра, едва слышный шелест моря… А потом перед глазами все расплылось.
— Это… мы? — прошептала она.
— Это то, что стоит у меня перед глазами каждый день. И каждую ночь. Уже полтора месяца.
Она обернулась к нему, чувствуя на щеках что-то влажное и теплое.
— Джеймс! Мне было плохо без тебя. Очень плохо. Я прилетела, чтобы…
— Спросить. — Робкое удивление отразилось в его лице. — Только спросить? И все?
— Да. — Голос ее зазвенел от напряжения. — Помнишь, ты говорил, что я тебе нравлюсь, но ты бы не смог в меня влюбиться?
В его взгляде вспыхнул огонь и отчаянная надежда.
— Я говорил… Да. Но я говорил потому, что…
— Нет. — Она шагнула и мягко прикрыла его губы своей ладонью. — Вот и хорошо. Теперь я хочу спросить.
— Спрашивай.
— Словом… Джеймс. А мы не могли бы попробовать? Ну… попробовать, может, у тебя все-таки получится влюбиться в меня?
«Двадцать третьего декабря в церкви Святой Троицы состоялось венчание наследников трех именитых семей нашего города: семьи Рей, семьи Донналд и семьи Хэррис.
Что примечательно, в семье миссис Рей состоялось сразу две свадьбы. Старший сын миссис Рей — Джеймс Артур сочетался законным браком с дочерью Нила Донналда Кэтрин. А младшая дочь миссис Рей София вышла замуж за наследника рода Хэррис — Антуана. Теперь считается, что все три рода соединились.
В качестве свадебного путешествия обе пары выбрали остров Доминику, куда отправились сразу после церемонии, чтобы встретить Рождество. Это немного неожиданный, хотя и справедливый выбор: зимой на острове начинается фейерверк карнавалов и праздников. К тому же один из виновников торжества, Джеймс Артур Рей, заявил, что они с супругой собираются жить там постоянно.
На общем празднике присутствовали около пяти сотен гостей, свадебный ужин прошел…»
Остин не стал читать дальше, сложил газету и задумчиво посмотрел в зеркало.
— Интересную ты придумал историю. Молодец. Все просчитал, за всеми проследил, в турагентстве все подстроил… В результате — эти четверо счастливы, а ты — главный режиссер — оказался в пролете. — Он вздохнул. — Ну на первой тебе все равно не дали бы жениться, а на второй — братец помешал. Жаль. Можно было бы тянуть деньги одновременно и с той, и с другой, подогревая ревность…
Ну ничего. В Нью-Йорке еще много богатых девчонок, желающих помочь скромному парню в создании оздоровительного центра. Главное, чтобы они не были знакомы друг с другом, а то и правда придется когда-нибудь его открывать…
