Синди едва нашла в себе силы добежать до кабинета мадам Помпазини и закрыться там. Ей было все равно, есть кто-нибудь внутри или нет. Ей было все равно, выставят ее из Школы прямо сейчас или подождут до завтра, чтобы вручить документы и объявить, что она свободна.
— Синди? — робко сказал кто-то, как ей показалось, из-под стола.
— Да.
— Синди, это ты?
— Да.
Она вся дрожала. Какая разница, кто с ней говорит, мадам Помпазини или призрак отца Гамлета.
— У тебя что-то случилось?
— А вы кто?
Мадам Помпазини встала с пола и удивленно уставилась на Синди. Торопливо отряхнув платье (неизменное черное длинное!), она виновато проговорила:
— Я… там… ручка закатилась. Что ты тут делаешь? Почему не на балу?
Вместо ответа Синди упала на стул и начала плакать. Она плакала, как два дня назад перед Тиной, и не могла остановиться. Мадам Помпазини терпеливо слушала ее и гладила по голове. Кажется, в дверь стучали и даже активно дергали за ручку, но мадам сидела возле Синди и держала ее за руку.
От этого теплого участия Синди плакала еще пуще, потому что вдруг с горечью осознала, что родная мать обращалась с ней куда более холодно, чем эта посторонняя женщина. Синди плакала за всю свою неудавшуюся жизнь, за развенчанные идеалы, за обманутую, как ей казалось, любовь…
— Почему?! Ну почему, объясните вы мне! Почему вы заботитесь обо мне?! Вы посторонний человек! И даже родная мать… А Джи… хочет отнять моего Ангела! И все сговорились!
— Джи?
— Да! И вы, наверное, прекрасно знаете его! Джи Бэллот! Он… Я…
Синди вновь зарыдала. Из ее бессвязных выкриков и всхлипов мадам Помпазини наконец удалось уяснить, что Джи и Синди встречались, но при этом Синди не знала, кто он такой.
— Представляете?! Представляете, каков негодяй? А я ему все рассказывала! Все! А он… Но вы-то хотя бы можете мне объяснить… Вы-то почему… Ну что, черт возьми, происходит?! Куда я попала?
Синди подняла зареванное лицо. Она уже сама не знала, какие объяснения желает услышать от бедной итальянки, которая и так носится с ней как с писаной торбой. Она уже ничего не понимала, рассудок вскипал и лишал ее возможности не только рассуждать здраво, но и даже вежливо разговаривать с пожилой дамой. Синди было немного стыдно, но она все равно вызывающе смотрела на мадам Помпазини:
— Ну?
Та засмеялась. Синди поморгала, проверяя, не померещилось ли ей это. Нет: мадам широко улыбалась и хихикала.
— Смешно?! — вскричала Синди. — Давайте! Смейтесь! Я рада, что доставила вам так много поводов для веселья!
— Успокойся, я тебе сейчас все объясню.
— Не надо! У меня там за дверью уже стоит один… «объясняльщик»!
— Синди…
— Да! Он только что схлопотал от меня пощечину! Вам, конечно, я не дам, но имейте в виду…
Мадам Помпазини просто зашлась в приступе хохота.
— Да перестаньте вы смеяться, черт побери! Что я вам тут, клоун, что ли?
— Я даже не знаю… Ой, не могу… Подожди, Синди, ну…
— Чего вы не знаете?! Или вы тоже думаете, что я после всего этого еще и пойду на бал?! Да пропади оно пропадом, ваше шоу!
— Даже не знаю, с чего начать. С Ангела Джи или с того, как мы с тобой познакомились…
Синди ее не слушала:
— Пожалуйста! Выгоняйте лучше прямо сейчас!
— Нет, все-таки я начну с события многолетней давности.
— Какой давности?! Что вы мне голову морочите?!
Мадам Помпазини прошлась по кабинету и, улыбаясь, остановилась напротив Синди:
— А ты меня не помнишь, девочка моя?
— В смысле?
— Не помнишь, когда мы с тобой в первый раз встретились?
— Нет…
Синди испуганно моргала.
— Мы познакомились с тобой в парке, когда тебе исполнилось семь лет. Ты тогда была с отцом…
Синди показалось, будто ее только что снова сбила машина. В ушах раздался тихий звон, и дальнейших слов мадам Помпазини она не слышала. Перед глазами всплыл тот вечер, который она тысячи раз прокручивала в памяти всю последующую жизнь…
— Тетя, а вы волшебница? — спросила она тогда женщину.
— Нет. А вот ты можешь стать волшебницей, если повсюду будешь с ним…
Синди не хватало воздуха, чтобы продохнуть. Ангел… Так вот откуда ты пришел. Из школы танцев… Ну конечно, ведь именно в этот день она решила, что обязательно станет танцовщицей!
Мадам Помпазини продолжала что-то говорить, но Синди слышала ее урывками, некоторые слова проваливались в сознании.
— Да, мы были двоюродными сестрами и самыми лучшими подругами… Когда ее родители эмигрировали в Штаты, а моя семья осталась в Италии, нам обеим казалось, что мы этого не переживем. Мое сердце просто разрывалось без маленькой Франчески, которая всегда брала с меня пример, и я сама готова была ради нее на все… Потом, слава богу, и моя семья уехала в Америку. — Мадам Помпазини замолчала, уйдя мыслями далеко в прошлое. — Это были наши с ней игрушки и наши с ней девичьи тайны, которые мы привезли с нашей родины. Мы очень скучали по Италии… Потом мы выросли, она вышла замуж за Бэллота, я — за своего мужа… Бэллот, он, кстати, немец, тогда был простым эмигрантом, бедным танцором, правда, с замашками буржуа. Но в целом — хорошим, добрым, щедрым человеком. А потом видишь как…
Синди смотрела на нее во все глаза и мелко кивала.
— А мы с Франческой поклялись, что отдадим наших Ангелов каким-нибудь хорошим девочкам, которые тоже будут дружить, как и мы, всю жизнь. Потому что наши Ангелы непременно притягиваются друг к другу. Даже через огромные расстояния из Италии — в Америку… Я подарила своего Ангела тебе, а Франческа… — Мадам Помпазини замолчала. — Она забыла об этом. Деньги все-таки стали портить ее. В последние годы она говорила, что это ерунда, детские глупости, которые давно пора забыть, статуэтка дешевая и не представляет ценности…
— Но почему же тогда мы с Джи встретились?
— Вот поэтому и встретились. Вместо подружки у тебя появился Джи. По-моему, это гораздо лучше, ведь ты уже взрослая девочка.
Синди отвела глаза.
— Он был ее любимым сыном?
— Да. Со старшим у нее как-то не сложилось, а вот Джи… Но его невозможно не любить, правда, Синди? — Мадам Помпазини хитро смотрела на нее.
— Правда… Но как вы узнали меня теперь, через столько лет?
— Во-первых, я запомнила твое имя, которое ты назвала мне в парке, — Синди Рей.
— Но ведь таких, как я…
— Да, но когда ты принесла мне слона и показала своего Ангела… Сомнений не осталось. — Мадам Помпазини вдруг усмехнулась. — А здорово получилось, правда, Синди?
