— Не молчи.
— Я тебя послала, — смотрела перед собой.
— Даша, ты очень остро реагируешь, потому что не понимаешь одного — ты принадлежишь мне.
— Нет.
— Да. — Мы помолчали, занятые борьбой взглядов. Вернее, боролась я, он спокойно это созерцал. — Поэтому я хочу, чтобы ты быстрее это приняла. Современные модные теории о равенстве и свободе к нам неприменимы — мы остались в этом вопросе неисправимыми собственниками. Поэтому все, что касается тебя и твоего тела… — он сделал небольшую паузу, чтобы подобрать слова, — …это мое дело. — От его голоса в солнечном сплетении начинался плохо контролируемый пожар. Даже испарина над губой выступила. А он будто видел это и добивал меня: — Может, нехорошо вышло… Даже наверняка, с твоей точки зрения, но иллюзии лучше не питать. Твое тело: в чем оно, как оно себя чувствует и как пахнет — мое дело.
— Что ты хочешь, чтобы я была без трусов? — вздернула бровь.
— С тобой тяжело, — напряженно констатировал он.
— С тобой тоже.
Он отвернулся и вышел из машины, чтобы открыть мне двери. Но вести меня внутрь не было нужды — на ступеньках ждала Елена. Одетая строго с иголочки — узкая юбка-карандаш, блузка и пиджак, — она все равно притягивала взгляд. Будь я мужчиной, наверное, шею бы свернула.
48
Лена махнула мне рукой, улыбаясь, и я помахала ей в ответ.
— Добрый день, Глеб, — сухо поприветствовала моего Медведя она и сразу же дала мне руку, но Глеб не позволил ей перетянуть меня на свою сторону:
— Телефон, — напомнил непреклонно, притягивая к себе вместе с Леной, будто играя с ней в детскую игру по перетягиванию.
Я раздраженно продиктовала номер, лишь бы поскорее отделаться от его тяжелого внимания. Но когда он зашагал к машине, еле заставила себя оторвать от него взгляд.
— Пошли, — напомнила Лена, и я кивнула, зашагав следом за ней к ступеням. — Как ты?
— Сложный вопрос, — мотнула головой. По коже словно гуляли колючие токи, а в груди кололо от неясной тоски. — Хочу поговорить. Мне нужно знать все, а не то, что он выдает в час по капле!
Лена кивнула и пропустила меня в лифт:
— Что он говорит?
— Что принадлежу ему, — выдохнула раздраженно, стараясь отделаться от этой мысли.
— И все? — возмутилась она.
Я глянула на нее, соображая, как это выглядит, и смутилась:
— Ну, нет, — мотнула головой. — Это он сейчас мне сказал. А до этого был почти милым, даже внимательным. Кормит, поит, спать укладывает, терпит… — Почувствовала себя глупо под ее взглядом. — Стокгольмский синдром?
— Нет, — усмехнулась Лена. — Старается твой Глеб, видимо. Молодец, не ожидала.
Глеб старался, но при этом мне все равно казалось, что я в клетке. Накрывало какой-то апатией, ничего не хотелось — учиться, решать, что делать дальше с жизнью… У меня просто не осталось сил. Я обняла себя руками и сжала зубы, чтобы не разрыдаться.
— Все нормально, — обняла меня за плечи Лена и вывела из лифта.
— Слушай, может… я домой…
— Успокойся, я не собираюсь сажать тебя сегодня за парту. Пошли…
Она провела меня коридорами, которые не удалось увидеть в первый раз. Ощущение параллельной реальности усиливалось с каждым шагом. А ведь я даже не пыталась осознать, что привычный мир уже не будет прежним — с Глебом как-то не было в этом нужды, он надежно отвлекал от таких мыслей. Сейчас же, шагая рядом с Леной, я вглядывалась в людей, казавшихся необычными во всем — начиная от взгляда, заканчивая просто ощущением от их внимания на кончиках нервов. Футуристические детали института добавляли мурашек — большие экраны, внутренние лифты-капсулы и голографические панели с пузырьками и водопадами.
— Как вы все это здесь уместили? — вглядывалась я в оставшийся внизу холл, поднимаясь на лифте.
— С пространствами у нас работают такие, как Костя, — улыбалась мягко Лена. — У нас тут много факультетов помещается, даже гостиница есть для приезжих студентов.
— Ну вы же в гостинице, — фыркнула я.
— Я и забыла, — прыснула она. — Пойдем.
На одном из верхних уровней оказалось более приземленно — светлый коридор, столик секретаря на входе без всяких голограмм и светопреставлений, и я немного успокоилась. Мы прошли вглубь корпуса и оказались в уютном кабинете, напоминавшем обычный офис — со столом, мягким диванчиком у окна, цветами в горшочках и не только. На корзинку с розами в центре кофейного столика Лена бросила такой убийственный взгляд, будто там не розы были, а клубок змей. Но быстро взяла себя в руки:
— Кофе будешь?
— Да.
— Куришь?
— Нет.
— Правильно, они не переносят запаха сигарет, — рассеянно выдала она и занялась кофеваркой.
— У тебя тоже… такой же? — осторожно поинтересовалась, присаживаясь на диван по ее приглашению.
Она кивнула, погруженная в свои мысли:
— Такой же. Но у нас проблема не в том, что он такой же, — усмехнулась она. — С этим бы я справилась. Наверное. Проблема простая, человеческая — тоска по другой женщине.
Я внимательно смотрела на ее профиль снизу. Уверенная в себе, жгучая брюнетка и просто приятная девушка в один миг превратилась в самую несчастную женщину в мире. Глухо звякнувшая в ее руках чашка лишь дополнила образ.
— Может, расскажешь? — предложила я, повинуясь порыву.
— Может, — улыбнулась она вымучено. — Да и было бы о чем рассказывать. Я же говорю, поразительно, но я умудрилась найти оборотня с человеческой проблемой. Вернее, он меня нашел, но это не важно…
— Как ты сказала? — моргнула я. — Оборотень?
49
Лена забегала глазами, но через пару секунд вернула прямой взгляд:
— Ну да. А Глеб твой тебе ничего не рассказал? — уселась в единственное кресло.
— Рассказал, — пожала я плечами. — Показал когти, объяснил что-то про внутреннего зверя, что он определяет частично его привычки, принципы и убеждения…
— Понятно, — кивнула она медленно. — Молодец он у тебя, говорю же. А я просила Костю натравить на него их комиссариат, — и она улыбнулась.
— Значит, оборотни? — осторожно повторила я. — Звучит жутко. И сказочно.
— Немного, — обхватила она ладонями свою чашку и поежилась, будто замерзла. — Но они в основном неплохие. У нас в институте тоже работают.
— Глеб сказал, что его зверь — медведь.
— Скверный характер, — прищурилась Лена, — еще и одиночка. Да, звери определяют частично их жизнь. Вообще, — выпрямилась она, будто решив не грузиться, — они — крутые ребята. Вся их суть — борьба с тем самым зверем за право остаться человеком. Те, кому это удается, достойны уважения — настоящие мужики. Глеб твой из настоящих…
