— А там, кроме вас, кто-нибудь еще жил?
— В том-то и дело, что никого. На расстоянии ста миль ни души. Рядом только бензоколонка.
— И сколько ты так прожила?
— Целых три года. Сначала думала, что мужик он здоровый, хоть сексом меня развлечет. Но он сразу сказал: «Знаешь, беби, у меня проблема» — и показал мне на свой инструмент. «Не слушается меня. Вот ты девчонка — класс, таких в Америке не найдешь, а ему дела нет».
«Боб, миленький, ты к доктору сходи». — Я его просто умоляла. Я ведь молодая, мне любовь не только на словах требуется. Знаешь, в детдоме все девчонки этим рано начинают заниматься — кто с ребятами-сверстниками, кто со взрослыми. За нами особо никто не следил. Я в четырнадцать стала женщиной. Поэтому в этом толк знаю. Мне сейчас уже двадцать два стукнуло.
— Значит, ты в девятнадцать за него вышла?
— Получается, что так. Он объяснил, что доктор ему и посоветовал русскую найти. Доктор слышал, что наши девчонки за границу выезжают и продают себя в бордели. Значит, умеют этим делом заниматься.
— Доктор решил, что русская его непослушный инструмент расшевелит?
— Как я только не пробовала его расшевеливать. Поняла: с ним что-то не то, он больной. И вот представляешь, живу в степи, там прерии называются, без людей, только кони и работа. Зачем мне такая Америка?
— А денег он тебе давал?
— Он мне карточку свою давал, когда я в маленький городок за продуктами ездила. Ею только в магазинах расплатиться, наличные снять невозможно. В доме ни бакса не найдешь. Да они там и не нужны.
— А развестись ты не пробовала?
— Он сказал, что по их законам я ничего не могу, если муж возражает.
— А он возражал?
— Да. Плохо ли? Я, как рабыня Изаура, целыми днями за конями хожу.
— А в полицию ты не пробовала обращаться?
— Где ее взять? Раз шериф к нам на ранчо приезжал, на тачке такой шерифской, посмотрел на меня, спрашивает: «Все о’кей?» Что я должна ему сказать: «Плохо мне, муж не трахает». Да? Потом он уедет, а Боб меня прибьет.
— А что, он тебя бил?
— Нет, не то чтобы бил. Однажды его любимый конь заболел, я ему не ту еду подала, он меня так пнул, что я чуть ребро не сломала. Злой очень был. Я понимаю, не обижаюсь — расстраивался. Нам в детском доме еще не так доставалось. Я коня, как могла, лечила. Я ведь медучилище закончила и уже с детишками новорожденными работала. — Катя мечтательно закатила свои глаза-пуговки. — По вечерам на дискотеку ходили, с ребятами разными знакомились. В Москве жизнь! Я ведь москвичка коренная, и мама, и отец в Москве родились.
— Ну и что тебе не нравилось, почему в Америку захотелось?
— Денег совсем не платили. Я с девчонкой вместе в общаге жила, есть не на что было. Мы только картошку да сахар с чаем покупали. За общагу заплати, поесть надо, а шмотки на что купить? В Америке шмотки дешевые. Только мне там, на ранчо, они не пригождались. Целый день в джинсах да в сапогах. — И сейчас на Кате были надеты плотные джинсы с такой же безрукавкой и кожаные техасские сапоги. Она заметила, что я оглядываю ее. — Вот в чем была, так и сбежала. Здесь, в самолете, холодно, я пледами укрылась. Меня в Москве девчонки приедут встречать. Русских денег тоже ни копья. Я ведь не думала, что назад вот так возвращаться буду.
— Как же тебе все-таки удалось сбежать?
— О-о, это не простая история. Я целый год готовилась. Боялась в тюрягу американскую загреметь. У них там, говорят, негры-бабы — во, — Катя изобразила толстые бедра негритянок, — всех белых девок насилуют.
— Да за что тебя в тюрьму-то?
— Если бы захотел, придумал бы за что. Украла, например, что-нибудь или ущерб его коню нанесла.
— За коня только штраф могли бы тебе назначить.
— А деньги где на штраф взять? Вот тебе и тюряга. Значит, я к парню, что работал на бензоколонке, подлизалась, негритенок такой симпатичный и смышленый. «Привет, мол, привет! Тут у тебя все так круто, потусуемся?» Он головой мотает: «Нет, мне нельзя, я наемный, хозяин узнает, что жену у фермера отбиваю, выгонит, а здесь работу не найти». Я к нему за бензином часто ездила, у нас генератор собственный на ранчо. В общем, не зря же я в детдоме воспитывалась, уломала негритенка, сама понимаешь как. Знаешь, для чего он мне нужен был? У него компьютер, хоть и старенький, но зато Интернет имелся. Я девчонкам своим послала весточку: так, мол, и так, деньги позарез нужны, чтобы обратный билет купить. Они мне в ответ: «Насобираем и вышлем».
— Тоже через Интернет?
— Они мне просто билет через Интернет купили.
— А английский у тебя откуда?
— Я способная, в школе и училище он у меня отлично шел. А потом Боб меня учил. И телевизор у него классный был. Там фильмы показывали. За три года пень научится.
— Однако он не таким плохим оказался твой Боб?
— Я не говорю, что он плохой, может, какая баба постарше, деревенская с ним бы счастливо жила. Там тихо, спокойно, он не пьет. Она бы коней его кормила. Только не я!
— А он не захотел старую. Молодую сватать приехал. Да еще в Москву. — Я покачала головой.
— То-то и оно. Мне бы сразу на это внимание обратить: он в Москве от машин шарахался. Я подумала, может, у них не так лихо водят, вот он и боится. А он просто в большом городе жить не умеет. А главное, когда он в Москву приехал и в отеле жил, мне бы с ним хоть разок потрахаться надо было. Я, глупая, решила, что он меня за гулящую примет. А я не такая. По делу, если надо, конечно. А так только по любви. Ведь у нас с ним все чин-чинарем начиналось: обручение, цветы.
Так вот, когда мне девчонки номер рейса сообщили, я в ближайший городок приехала, потом с одного автобуса на другой — до маленького аэропорта. Хорошо, мне немного баксов негритенок одолжил. Я ему обещала, как до Москвы доберусь, с процентами выслать. Он поверил.
— Вышлешь?
— А то! Он сам несчастный, без родителей, как я. Ну вот, доехала до небольшого аэропорта, а оттуда местным рейсом до Майами. Теперь лечу в Москву.
— А почему они тебе из Майами билет сделали? Ведь место, где ты жила с Бобом на ранчо, совсем в других краях находится!
— Я тоже подумала, девчонки перепутали, а оказалось, они по акции самые дешевые купили — только из Майами. Вот я поэтому так оголодала, три дня добиралась.
Катя доела мой завтрак.
— А у тебя что, тоже импотент оказался? — Она с сочувствием посмотрела на меня.
— Нет, совсем наоборот. Я беременна. — Дальше мне не хотелось вдаваться в подробности с незнакомой попутчицей.
Катя с непониманием пожала плечами. Ее жест означал: беременность — это хорошо. Но дальше ничего не спросила. Только сказала, что любит новорожденных.
— Я вот, если все будет нормально, в больницу работать не пойду, а к новым русским наймусь в няньки. Детдомовских берут неохотно, теперь зато скажу, что бебиситером три года в Штатах отработала. Паспорт покажу. А что? Животные как дети, с ними даже еще тяжелее. Я тяжелой работы не боюсь, главное, знать за что. Как считаешь, меня возьмут?
