В избу вошел Герасим, сгорбленный старик с седой бородой.
— Ну че, натуралисты, пошли?
Что нам оставалось делать?.. Накинув тулупы, мы пошли за церковным сторожем. На улице уже совсем стемнело. На ясном от мороза небе ярко сияли звезды.
Пройдя по деревне с уже редко где светящимися окнами, мы ступили за церковную ограду. Герасим открыл скрипучую дверь, и мы вошли в церковь.
Горели свечи. С многочисленных икон хмуро смотрели святые. Посредине церкви на возвышении стоял закрытый черный гроб.
— Вот, значит, псалтырь, — подал мне сторож потрепанную книжицу. — Читать будешь от сих и до сих. Вишь, я ногтем пометил. Ну, бывайте.
Перекрестившись на ближайшую икону, Герасим вышел за дверь. И стал запирать ее на замок.
— Эй, эй! — закричал Володька. — Вы зачем нас на ключ закрываете?!
— Таков сибирский обычай, — ответил сторож. — Отходную завсегда при закрытых дверях читают.
Заскрипел под валенками снег. Герасим ушел.
Мы остались с Володькой вдвоем в ночной церкви. Точнее, втроем, если считать покойницу.
Из многочисленных щелей сифонил ветер. Пламя свечей тревожно трепетало. И от этого наши тени на стенах принимали самые причудливые формы.
— Фигня все это, Мухина, — неуверенно произнес Воробей.
— Что фигня?
— Да все эти сказки про оживших мертвецов.
— Конечно, фигня, — поддержала я его, тоже не очень-то уверенным тоном. — Чего нам бояться всяких суеверий.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у… — раздался за церковным окном протяжный волчий вой. Мы с Володькой одновременно вздрогнули. На крышку гроба упал желтый свет луны.
— Слушай, Мухина, — перешел на шепот Володька. — Я один детективчик читал, там тоже сыщик в запертой церкви вместе с покойником оказался. Так он на полу вокруг себя магический круг ножом начертил. Чтобы его мертвец не тронул. Давай и мы начертим, а?
— Ну давай.
— Ты только не думай, что я верю во все эти сказки. Просто на всякий случай.
— Да я ничего не думаю, Воробей. А чем чертить будем? Ножа-то нет.
— У меня есть. Кухонный. Я со стола у бабки взял.
Володька достал из кармана нож и начертил на полу неровный круг. Мы встали посередке этого круга. Суеверия — суевериями, а как-то спокойней на душе сделалось.
Я уже без особого страха взглянула на черный гроб. Крышка зашевелилась. Я пригляделась повнимательнее, думала, что мне просто мерещится. Нет, не мерещится! Крышка гроба явно сдвигалась в сторону.
— Воробей, — выдохнула я, — смотри…
А Володька уже и так смотрел широко открытыми глазами. БАМ! Покойница пнула изнутри крышку гроба. Крышка с грохотом упала на пол. Мы с Воробьем замерли, не дыша.
В гробу лежал… скелет.
Сердце мое готово было выскочить из груди. С Володькиного лица градом катился пот. Скелет поднял одновременно обе ноги и перекинул их за край гроба. Потом приподнялся и спрыгнул на пол. Челюсть его клацнула.
Широко раскинув руки, он пошел в нашу сторону.
И тут я увидела одну вещь, от которой все мои страхи рассеялись словно дым. На берцовой кости скелета была наклеена маленькая бирочка с надписью: «Made in USА».
Скелет был сделан в США! Вот хохма! Я спокойно вышла из магического круга и пошла ему навстречу.
— Мухина, куда?! — сдавленно вскрикнул Володька.
— Спокойно, Воробей, — сказала я и, подойдя к скелету, огрела его по черепушке. Скелет, загремев всеми своими костями, грохнулся на пол. — Это обыкновенная игрушка с дистанционным управлением. На старом Арбате их по шестьсот баксов за штуку продают.
— А не врешь, Мухина? — Воробей все еще опасался выходить из круга.
— Не врет, мальчик, не врет, — неожиданно раздался мужской голос. — Только не по шестьсот баксов, а всего лишь по четыреста.
Из темного угла появилась фигура в красном плаще и красной маске. Это был Сатана-младший!.. В руках он держал длинноствольную винтовку 22-го калибра. Из других темных углов стали выходить черные колдуны, в черных капюшонах и черных плащах. Каждый из них сжимал в руке пистолет.
— Я вижу, Мухина, ты очень находчивая девочка, — поигрывая винтовкой, сказал Сатана-младший. — В какую бы переделку ни попала, всегда сумеешь выкрутиться. Но все когда-нибудь кончается…
Бандиты окружили нас плотным кольцом. О том, чтобы выхватить «ТТ», не могло быть и речи. Пока полезу в тулуп, пока взведу курок… Не говоря уж о том, что после заварушки в аэропорту в пистолете осталось всего четыре патрона.
— Жаль, котята, что вы не испугались ни колдуньи с двумя головами, ни моей американской игрушки, — с притворным сожалением продолжал Сатана-младший. — Я надеялся напугать вас до смерти, чтобы вы убежали из Горлодуевки, сверкая пятками. Не хотелось мне ваши юные души губить. Но вы, котята, сами виноваты. Больно смелыми оказались. Поэтому придется вас… утопить.
ДВА УТОПЛЕННИКАУтро выдалось просто великолепное. «Мороз и солнце. День чудесный!» — как сказал какой-то поэт, не помню какой. Но для нас с Володькой этот чудесный день мог стать последним в жизни.
Черные колдуны привели нас на берег реки Алги.
Несколько человек, вооружившись ломами, пошли на середину реки готовить прорубь.
«Похоже, на этот раз мне не удастся выйти сухой из воды», — думала я, глядя на бандитов, долбящих лед. Что же здесь можно предпринять?.. Я напрягла все свои немногочисленные извилины. Но кроме дурацкой фразы: «Бывают в жизни огорченья — вместо хлеба ешь печенье», — на ум больше ничего не пришло.
— Мухина, — покосившись на охранников, прошептал Володька, — я недавно один детективчик читал…
Бедный Воробей. Видно, и ему в голову лезла всякая чушь.
— …там говорится об одном сыщике, которого гангстеры хотели в проруби утопить. А он был бывший учитель и знал, что по законам физики между льдом и водой образуется прослойка воздуха.
Я навострила уши.
— Ух ты! Правда?!
— Так в книжке написано. Сыщик всплыл и стал дышать подо льдом этим воздухом. А когда гангстеры ушли, он вылез из проруби.
— А ну кончай шептаться! — заорал один из колдунов.
Мы замолчали. А через минуту Володька опять зашептал:
— Ты, Мухина, главное, холодной воды не бойся. Моя бабушка каждую зиму «моржеванием» занимается. Она рассказывала, что только вначале страшно. А как в воду залезешь, так и вылезать не хочется.
— А если нам камни к ногам привяжут?
— Пусть привязывают; у меня нож в кармане. Лишь бы не захлебнуться, когда со дна подниматься будем.
