— Сегодня вечером?
Он с сомнением посмотрел на меня.
— Только команда уборщиков. Ну, еще охранники Дейви и Рейнхард — они внизу, в контрольной комнате, проводят обход.
— И больше никого? Ты уверен?
— Я здесь всю ночь сижу.
Руфус склонил голову к одному плечу:
— Хочешь, я вызову полицию?
— Нет, спасибо. Есть кто-нибудь наверху, на сорок седьмом?
— Некоторые из партнеров, кто работает допоздна, наверное, там. А ты куда направляешься?
Я подошел к турникету и перепрыгнул через него.
— Наверх.
— Эй, послушай, так нельзя. Надо карточку вставлять. Так не положено.
— Я же сказал, у меня украли кошелек.
Я направился к лифтам.
— Держи ухо востро. Будь очень внимателен.
— А на что я должен обращать внимание? — сказал Руфус отстранение. — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я позвонил в «скорую помощь» или еще куда?
Он все еще смотрел на меня, когда двери лифта медленно закрылись.
Я вышел из лифта и оказался в тихом зале с кондиционером. Лампы на сорок седьмом этаже светили приглушенно. В тени на стене я увидел надпись — название фирмы «Гарриет, Стэтхэм и Фрипп». Однажды, как любил повторять мой отец, там будет написано «Гарриет, Стэтхэм, Фрипп Стормейр». Он имел в виду нас обоих, старшего и младшего.
Я прошел мимо стойки регистрации и уставился в огромное окно от пола до потолка на городские огни внизу. Стекло было холодным от кондиционированного воздуха. От моего дыхания оно на миг запотевало и снова делалось прозрачным.
Единственным звуком было слабое жужжание спящих электроприборов, пощелкивание сканера, тихое стрекотание факса. Стойка регистрации была девственно чиста и подготовлена к утру понедельника. Личные фотографии в рамочках, растения в горшочках, мониторы с плоским экраном… Позади стойки находилась тяжелая стеклянная дверь, ведущая непосредственно в офисы.
Я взялся за ручку и нажал.
Дверь была заперта.
Удивляться было нечему. Я глубоко вздохнул и подумал, зачем я вообще сюда пришел? Что я ожидал здесь найти, на этом этаже, на «полпути между Богом и Бродвеем»? Ответ на все свои вопросы?
Позади меня зашумел лифт.
Двери открылись.
Раздались шаги, приглушенные ковром, и замерли.
— Перри?
Я обернулся и уставился на человека, стоящего на другой стороне приемной. Он смотрел на меня в упор.
— Привет, пап.
30
Опишите вымышленный персонаж. Постарайтесь отметить то, что вам нравится в нем и в чем вы похожи на него?
Колледж «Уильям энд Мэри»
— Что ты здесь делаешь? — спросил отец. — Что у тебя с лицом?
Я не шелохнулся.
— А что ты здесь делаешь?
— Это мой офис.
— Сейчас три часа ночи.
— Ты весь в крови, — сказал он. — Ты что, попал в аварию?
— Можно и так сказать.
— Ну так что? Что случилось?
— Мама сказала, что она позвонит тебе. Ты разговаривал с ней?
— Возможно, она и звонила, я не уверен.
Он вытащил мобильный телефон, нажал на кнопку, потом убрал его.
— Батарейка села. Последние три часа я беспрерывно говорил с полицией, пытаясь разыскать тебя. Я приехал сюда… — он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, — …потому что я не знал, куда еще пойти.
Он сделал шаг мне навстречу, приближаясь в полумраке, и на этот раз я сделал шаг назад.
— Кто такой Сантамария?
— Что?
— Сантамария.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Черта с два.
— Перри, клянусь тебе, если бы у меня была хоть малейшая догадка, что ты имеешь в виду, я бы тебе сказал.
— Так же, как ты сказал мне про Меридит?
С минуту он помолчал.
— Это совсем другое дело, — сказал он. — И с этим все кончено.
— Да мне плевать.
Он вздернул подбородок и хмуро посмотрел на меня из — под бровей, теперь его голос был низким и напряженным.
— Следи за словами.
— Или что?
Я снова посмотрел на имена в названии фирмы на стене.
— Ты не позволишь мне стать юристом? Ты не позволишь мне работать здесь и быть, как ты?
Я хмыкнул:
— Да я лучше пойду туалеты чистить!
Отец махнул рукой, как бы отметая мои слова.
— В этом я не сомневаюсь. Но мы не это сейчас обсуждаем. Мы с матерью слишком много вложили в твое образование, чтобы позволить тебе вот так легко отмахнуться от него и от своего будущего. Просто из-за того, что ты еще юный идиот.
Его голос окреп, в нем появились новые нотки уверенности — он обрел знакомую почву под ногами и родительский назидательный тон и не собирался снова сдавать позиции.
— А теперь идем со мной, я отвезу тебя домой. Мы разберемся с машиной и всем прочим утром.
— Я никуда с тобой не поеду.
— Ты ошибаешься, и очень сильно.
— Не трогай меня.
Но он все же протянул руку и схватил меня за плечо.
— Убери от меня руки.
Я вывернулся и попробовал отступить еще на шаг, но уперся спиной в дверь. Места для маневра не осталось.
— Да ты послушай сам себя, — сказал отец. — Ты же сейчас расплачешься. Немедленно прекрати молоть всякую чушь.
— Убери от меня руки, я сказал!
Когда он снова схватил меня, я двинул ему кулаком в челюсть.
Отец отступил назад, заморгал и приложил руку к губе, уставившись на кровь от удара, только что нанесенного его собственным сыном. Он выглядел скорее удивленным, чем обиженным или даже злым. Это было выражение лица человека, которому только что доходчиво объяснили, что верх — это низ, а черное — это белое.
Ни один из нас не проронил ни звука.
— Две вещи, — сказал я. — Во-первых, когда я вернусь в школу, я снова присоединюсь к команде по плаванию. Во-вторых, если ты еще раз изменишь матери и я об этом узнаю, я выбью из тебя все дерьмо, которое в тебе есть.
Высокий лоб отца прорезали тонкие морщины.
— Так ты все еще об этом?!
— Ты обманул нас.
— Ты практически ничего не знаешь.
— Я знаю, что не могу доверять тебе, — сказал я. — Что еще мне нужно знать?
