Но С. П. Дягилев не собирался так просто отдавать в руки М. К. Тенишевой «Осеннюю русскую выставку», принесшую ему мировую известность. Он всеми силами пытался заставить художников отказаться от участия в ней, и отчасти ему это удалось.
«…Дягилев… будто бы сказал, что он не позволит Головину выставлять у меня его собственность, т. к. это его декорации»[123], — писала Рериху Тенишева. Она с трудом справлялась с интригами С. П. Дягилева и его друзей. Княгиня просила Николая Константиновича срочно приехать в Париж, чтобы помочь открыть «Осенний русский салон». Тем более что уже пришлось отказаться от организации выставок в Лондоне и Брюсселе, а Парижская была на грани срыва. По поводу всех этих перипетий архитектор барон Константин Константинович Рауш фон Траубенберг писал Николаю Рериху:
«Как Вы были правы, Николай Константинович, убеждая меня, что с русской братией пива не сваришь! И что организаторам, если они не обладают грубостью Дягилева, приходится бросать лучшие начинания»[124].
Н. К. Рериху пришлось ввязаться в это противоборство М. К. Тенишевой и С. П. Дягилева, так как салон состоял большей частью из его картин, и он не смог отказать княгине в ее просьбе о помощи. 31 октября (13 ноября) 1907 года Мария Клавдиевна писала из Парижа Н. К. Рериху:
«Сегодня, наконец, после Вашей ответной депеши, я поняла, что с Головиным больше ничего не выйдет. Возмутительное отношение, лучше сказать — нахальное, меня утвердило в мысли, что с этими людьми навеки все кончено… Больше ждать мне нельзя, пора приступать к каталогу, типография пристает, и если будет каталог дурно исполнен, свалят на задержки с нашей стороны. Каталог издаст художественный журнал „Art d’ecoratif“, хотят сделать хорошо, а для этого нужно время. Теперь не задержите с ценами, пришлите скорее.
Откроем выставку 4-го декабря. Надеюсь, что на это время Дягилев уедет из Парижа, а то, того и гляди, он напакостит. Все больше и больше убеждаюсь, что мы с Вами остались одни…»[125]
Николай Константинович, бросив все свои дела, поехал в Париж. Из Парижа за день до открытия выставки он писал своей жене:
«Среда 8 час. утра
Милый Мисик, как-то все у Тебя? Устройство выставки кончено. Сегодня придут уже всякие писатели. Кажется, отзывы будут хороши. Пока княгиня оставляет за собою три моих эскиза ангелов — на желтом фоне — нынешнего лета. У Билибина она берет почти всю сказку о Салтане.
Видел Голубеву — она очень постарела. По рассказам Маковского, видимо, — все глупости. Сегодня буду у Щукина — Мережковский читает своего Павла I. А завтра — страшный день. Разослано 3500 приглашений.
Сейчас еду заказать спальное место на воскресенье. К вечеру устаю очень — это топтанье на одном месте очень утомляет. Жакен взял себе 7 Принцесс. Denis Roche берет Березы… Пусть Маковский не забудет написать в Сецессион, чтобы они и эмали княгини прислали. Приехать мне было необходимо — иначе княгиня бы расстроилась. Теперь очень довольна. Пиши, как у Тебя?
Целую всех крепко. Думаю сходить к доктору — говорят, очень хороший. Целую Николай Рерих»[126].
Париж наконец признал Н. К. Рериха. Его картины на выставке, организованной М. К. Тенишевой, имели большой успех. В первый день было продано сразу 10 картин.
22 ноября 1907 года Николай Константинович восторженно писал своей жене из Парижа:
«Четверг. 6 часов вечера. Милый и дорогой Мисик.
Сейчас было открытие. Хорошо обошлось. Много народу. Отзывы прямо восторженные. Голубевы взяли этюд (400 фр.). Княгиня [М. К. Тенишева] — ангелов (450 фр.). Архитектор [Павел Федотович] Алёшин — Руслана (180 фр.). В субботу будет Министр. Завтра начнется пресса!
Спешу послать. Из… посольства никого не было. Верно, Принцесса надула. Поклон от де Прекура Ривьера, Жакена.
Целую крепко, Майчик.
Завтра — у доктора. Де Прекур Ривьер — князю [П. А. Путятину] поклон. Страшно устал — с 1 часа до 6 часов на ногах»[127].
В Париже Рерих пробыл недолго, он даже не остался на закрытие выставки, но успел побывать на первом чтении, ставшей впоследствии знаменитой, драмы Дмитрия Мережковского «Павел I», вошедшей в трилогию «Царство зверя», и познакомиться с поэтом Николаем Гумилевым. Успех Парижского салона был грандиозный, но был и скандал. Сергей Дягилев подговорил К. Е. Маковского написать разгромную статью о выставке Тенишевой. Вместо статьи 29 ноября в «Петербургской газете» вышло интервью, где среди прочего приводились такие слова К. Е. Маковского:
«Подобного безобразия я в жизни не видел… Выставка состоит из картин, написанных в каких-то серых, грязных тонах и повешенных вперемежку с разными тряпками, изделиями княгини Тенишевой»[128].
Николай Рерих был расстроен таким отзывом о своих картинах, которых на выставке было более ста тридцати, и 2 декабря 1907 года в газете «Слово» появилось другое интервью, названное журналистом Н. Г. Небуевым «Негативы». Николай Рерих отвечал Константину Егоровичу Маковскому: «Я возмущен, взбешен, хотя это на меня вовсе не походит. Бесит меня русская скверная привычка — вредить всему русскому, пользуясь для этого хотя бы клеветой… Ведь все от строки до строки неправда, что он говорит про выставку княгини Тенишевой… Не мне, конечно, говорить о достоинстве картин, выставленных там мною и Билибиным, — нас только двое, но мы представлены полно. Но я считаю долгом отметить, насколько французы заинтересованы нами. И у меня, и у Билибина французское правительство купило по картине для музея Люксембургского. Купило в конце года, в декабре, когда обычно никаких покупок не делается… Из тенишевских „тряпок“ в первый же день продано на 3000 франков. Да публикой куплено в первый день у меня 10 картин, а у Билибина — 8. Подобного успеха никто из участников не ожидал. Да и не мог ожидать… Исполать ей [Тенишевой] за то русское дело, которое она совершает на чужбине, не слыша от своих соотечественников ничего, кроме непонятной, ни на чем не основанной травли… Из истории русского искусства Талашкина не выкинуть. Особенно теперь, когда оно так нашумело в Париже»[129].
В это время Е. К. Святополк-Четвертинская, подруга княгини Тенишевой, писала Н. К. Рериху об успехе выставки:
«9/22 декабря 1907 г. Париж
…Последние новости — это, что три дня назад приезжал посол с г. Нелидовой. На выставке много народу. Вышивки все распроданы. Через неделю закрытие… Вообще, французы довольны этой выставкой, говорят „не банально“… Вот Билибина совсем не заметили на выставке Дягилева, а теперь говорят, что его значение будет как Walter Crane'а…»[130]
