Книга Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
– Так это и есть Сызрань? – спросил пассажир у возницы.
– Именно так, барин! – вполоборота ответил возница. – Она самая! Тут мы на ночлег и остановимся! У меня батька отседова! Хорош городок, но ваша Самара-то получше будет: помноголюднее, пошумнее, позадиристей!
– Это я люблю, когда позадиристей, – пассажир разглядывал берега реки. – Сам не тихий. – Прищурил глаз на спину возницы: – Скажи, любезный, вот на этом бы месте да мосток через Волгу перебросить. Как думаешь? Река самая великая в Европе, а до сих пор ведь ни одного толкового моста не возвели!
– Мосток?! Через Волгу?! – вполоборота усмехнулся извозчик. – Шутник вы, барин!
– Отчего же шутник, любезный?
– Да нет, мосток сочинить – дело хорошее! – качнул головой возница. – Вот кабы, барин, по щучьему велению можно было бы!..
Весело скрипели полозья, сырой ветерок тихонько завывал над белым ледяным пространством. Мерцали звезды над головой.
– Не веришь, значит?
– Да кто ж его перебросит-то? – снисходительно рассмеялся возница. – Через нашу-то Волгу-матушку?! Мосток! Через Волгу и птица летит – устает! И рыба плывет – дохнет! Садись на лодочку и плыви – иначе никак! – Он весело хмыкнул. – Вот и весь разговор!
– Смейся, смейся! – снисходительно кивнул пассажир.
– Осерчали, что ли, барин?
– Была печаль! – откликнулся пассажир. – Смотреть, любезный, всегда наперед надобно. Коли с оглядкой на все жить, лучше сразу в шкуры наряжаться и вокруг костра приплясывать! Мосток был бы тут кстати! – он плотнее запахнул воротник шубы, стал очень серьезным. – Нужен мост через Волгу, еще как нужен! – Это пассажир говорил уже скорее самому себе. – Как бы торговле тогда руки развязали! Скольким бы людям помогли! Да будет волжский мост рано или поздно, – он сцепил пальцы в кожаных перчатках; размяв кисти рук, уверенно кивнул. – Обязательно будет!
Пассажиром был сорокадвухлетний Петр Владимирович Алабин, штабс-капитан в отставке, коллежский советник, чиновник с немалым опытом работы на государственной службе. Не думал он ехать в Самару, в другом городе хотел служить и не исключал, что всю жизнь, но так получилось. Полгода назад по распоряжению сверху расформировали Вятскую удельную контору, а управляющего этой конторой, которым он служил последние несколько лет, имея заботу о сорока тысячах крестьян, вызвали в Петербург для нового назначения.
А уезжать так не хотелось! Давно, за прошедшие восемь лет, появились и друзья, и оброс он семьей, ему верили и его любили, а тут надо было бросать всех и вся и ехать в места, совсем для него чужие. Одна радость – на Волгу! И удача, что с небольшим, но повышением: Петр Владимирович ехал занять место управляющего Самарской палатой государственных имуществ. Но этой радости и удачи было так мало! Ведь сердце оставалось там, в Вятке, и болело за этот город, где он на неопределенное время оставлял свою семью: жену Варвару, сыновей Ивана и Андрея, дочерей Елену, Машеньку, Ольгу и Сашу. Она родилась всего два месяца назад, и он переживал за нее, эту кроху, более чем за всех других детей. Слишком живо было воспоминание о несчастной Варечке, названной в честь Варвары Васильевны. Вторая их дочь прожила всего два года и умерла от коклюша в Вятке. Он помнил лицо жены на похоронах Варечки. Сколько людского горя и страданий он повидал на своему веку, но лучше бы дал руку отсечь, чем еще раз увидеть свою жену такой, какой она была в тот день. Зато первенец их, шестнадцатилетний Василий, уже учился в Николаевском кавалерийском училище, выбрав карьеру военного. Слишком много он рассказывал ему о войне! Петр Владимирович улыбнулся: у парня так и загорались глаза, так и тянулась рука к тяжелой отцовской сабле! А теперь девятилетний Иван и семилетний Андрей туда же – завидуют старшему брату! «Держи от них пистолеты подальше, – говорил он Варваре Васильевне, уезжая, – доберутся ведь, знаю я их!»
Так он их и оставил, заплаканных и полных надежд, дома. И сердце свое с ними оставил. А сам уехал в столицу за документами, пообещав: как устроится на новом месте – тотчас вызовет. И вот теперь из Петербурга – прямиком в Самару.
Вятка оставалась далеко на севере…
А ведь этот город многое дал ему в жизни! Именно там впервые он почувствовал себя не военным, как прежде, готовым год за годом с палашом и пистолетом под дождем и солнцем топать по бескрайним просторам России и других стран, по приказу убивать кого-то и быть готовым ежеминутно принять смерть. Подчас толком не зная, за что. И не понимая, справедливо ли это. Убивать кого-то, кого ты не знаешь, и быть убитым безымянным для тебя имяреком. И хватает ли перед Богом одного только царского желания, если не сказать каприза, так вот ремесленничать?
В Вятке он почувствовал себя гражданским человеком. И ощутил, сколько же энергии заключено в нем самом, той энергии, которую он подозревал в себе раньше, но никак не мог дать ей выход. Энергию созидания!
Уволившись со службы сразу после окончания Крымской войны, он и попал в Вятку на должность помощника управляющего Вятской удельной конторой. Центр Вятского удела обосновался в слободе Кукарка, где он, Петр Алабин, и создал свой новый «штаб», где он один был главнокомандующим по улучшению крестьянской жизни и быта землепашцев.
Он приучал вятских крестьян к новой культуре земледелия. Чтобы облегчить их труд, внедрял новинки сельхозтехники, закупая новой модификации плуги; вместо кос-горбуш вводил косы-литовки, для очистки хлеба закупил веялки и сортировки. Крестьяне поначалу смотрели на все эти новшества как на баловство, на диковинку, но стоило ему дать в руки самым смекалистым из них и практичным новую технику, как они быстро освоились и с радостью позабыли о сельхозорудиях своих пращуров. Тем более, что народ в Вятке был особенный, мозговитый, привычный отвечать за самих себя, а не рассчитывать на барскую волю.
– Это все оттого, Варварушка, – говорил он жене, – что не было в Вятке отродясь крепостного права, все мужики и бабы на этой земле всегда были вольными. Так-то!
Вятичи про себя говорили с гордостью: «Мы, вятский, народ хватский!» Но оттого и строптивыми были еще какими! Силой их заставить что-либо делать было сложно, да и почти невозможно. Надо было убедить, на собственном примере показать.
Вот тогда – да, тогда зауважают…
В Кукарке, этом маленьком диковатом краю, Петр Владимирович развернулся по-хозяйски. Выписал из Казани 150 яблонь и разбил сад. За первым появились и другие плодовые сады. Потом занялся пчеловодством. Оказывается, земля имела мистическую силу притяжения и открывала тайну взаимодействия с нею. Но только в том случае, если ты сам начинаешь все замечать вокруг. Каждый цветок, каждую ягоду. Не вытаптывать эти дары Божьи солдатскими сапогами, а преумножать их! Вот что он стал замечать, работая на земле. Алабин своими руками разбил огород и сад, сажал жимолость и акацию, бузину, крыжовник и смородину. «Чудит барин! – иногда глядя на него, покачивали головами крестьяне. – Ох, чудит! Кабы пьяный был, так понятно. Так ведь трезвый же!..» Это был истинный голод по созиданию после стольких лет войны!
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков», после закрытия браузера.