Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
108
Нетрудно заметить, как критический «человек слова» путем постоянного высмеивания и обличения подрывает общепринятые взгляды и авторитеты и знакомит массы с идеей перемены. Труднее проследить, как эта дискредитация существующих взглядов и устоев делает возможным появление новой фанатичной веры. Весьма характерно, что воинствующий «человек слова», который «как бы замеряет глубину падения существующего порядка, чтобы показать его несостоятельность и несправедливость»{151}, часто подготавливает почву не для общества свободомыслящих индивидуумов, а для коллективистского общества, где больше всего ценятся предельное единство и слепая вера. Таким образом, широкое распространение недоверия к авторитетам, неуважения к ним очень часто приводит к неожиданным результатам. Свободомыслие Ренессанса было прелюдией к новому фанатизму – Реформации и контрреформации. Французы эпохи Просвещения, развенчивавшие церковь и корону, проповедовавшие разум и терпимость, вызвали взрыв революционного и национального фанатизма, неутихающего и поныне. Маркс и его последователи, дискредитировавшие религию, национализм, страстное увлечение бизнесом, вызвали к жизни новый фанатизм – социализма, коммунизма, сталинского национализма и стремления к мировому владычеству.
Развенчивая фанатическую веру или предрассудок, мы фанатизм не вырываем с корнем. Мы только мешаем ему появляться в одном месте, и в результате он появляется в другом. Таким образом, осуждая и разрушая принятые взгляды и авторитеты, воинствующий «человек слова» бессознательно создает в разочарованных массах жажду веры, ибо большинство людей не может выносить бесплодной и бесполезной жизни, если у них нет чего-то такого, чему они могли бы быть горячо преданными, с чем они могли бы слиться. Вот почему критический «человек слова», часто вопреки самому себе, становится предтечей новой веры.
Настоящий «человек слова» сам по себе может спокойно жить без веры в абсолютное. Он ценит поиски истины не меньше самой истины. Он получает удовольствие от борьбы и столкновений мысли. Если он формулирует какую-нибудь философию или доктрину, то это больше проявление ума и упражнение в диалектике, чем программа действий и догматы веры. Правда, тщеславие часто побуждает его защищать свои умозаключения яростно и зло, но обычно обращается он при этом к разуму, а не к вере. Но фанатики и жаждущие веры массы эти умозаключения часто принимают как положения некоего священного писания и делают их первоисточником новой веры. Вот почему Иисус не был христианином, а Маркс – марксистом.
Подведем итог: воинствующий «человек слова» подготовляет почву для появления массового движения: 1) путем дискредитации общепринятых взглядов и устоев, путем уничтожения преданности народа; 2) невольным созданием жажды веры в сердцах тех, кто не может жить без веры, так что, когда появляется новая вера, она находит незамедлительный отклик у разочарованных масс; 3) составлением доктрины и лозунгов новой веры; 4) путем подрыва убеждений «лучших людей общества» – тех, кто может жить и без веры: когда новый фанатизм появляется на горизонте, они бессильны оказать ему сопротивление – не видят смысла умирать за свои подорванные убеждения и принципы и подчиняются новому порядку без борьбы{152}.
Итак, когда критический, беспокойный интеллигент сделал свое дело:
«Лучшим не хватает убежденности,
Худшие полны страстной устремленности,
Должно быть, какое-то откровение вот-вот появится,
Должно быть, Второе Пришествие вот-вот придет»{153}.
Сцена для фанатиков приготовлена.
109
Трагическими фигурами в истории массового движения часто становятся его интеллигентные предтечи, доживающие до падения старого порядка под давлением масс.
Мнение, что массовые движения, в частности революции, рождаются из решимости масс ниспровергнуть порочную угнетающую тиранию и завоевать себе свободу действия, слова и совести, берет начало в той словесной шумихе, которую поднимают интеллигенты из числа зачинателей движения в своей стычке с существующим порядком. То обстоятельство, что поднявшееся массовое движение часто дает меньше личной свободы{154}, чем давал вытесненный движением строй, обычно приписывается властолюбивой клике, которая в критический момент обманом захватывает движение и лишает массы завоеванной свободы. Но в действительности обмануты только интеллигенты из числа предвестников движения. Они первыми поднялись против установленного порядка, они раскритиковали его глупость и неспособность, они изобличили его в незаконности и несправедливости и выступили с требованием свободы действия и свободы слова. И они, само собой разумеется, считают, что массы, ответившие на их призыв и последовавшие за ними, хотят того же самого, что и они. Однако свобода, к которой стремятся массы, это не свобода слова и действий, а свобода от невыносимо тяжелого бремени самостоятельного существования. Они хотят свободы от «страшного бремени свободы выбора»{155}, свободы от трудной ответственности за бездействующее «я», свободы от необходимости принять на себя вину за собственную бесполезность. Массам не нужна свобода совести, а нужна вера – слепая авторитарная вера. Они сбрасывают старый порядок не для того, чтобы создавать общество свободных и независимых людей, а чтобы установить единообразие, индивидуальную безличность и новую систему совершенного единства. Массы восстают не против порочности старого режима, а против его слабости; не против его притеснений, а против его неумения сковать их воедино в крепкое могучее целое. Сила убедительности демагога-интеллигента не в том, что ему удается доказать порочность существующего порядка, а в том, что ему удается продемонстрировать бессилие этого порядка. Непосредственный результат массового движения обычно соответствует тому, чего хотят народные массы. В этом их никто не обманывает.
Причина трагической судьбы акушеров массового движения – интеллигентов – в том, что они, сколько бы не проповедовали и ни прославляли объединенное усилие, остаются, в сущности, индивидуалистами. Они верят в личное счастье и в ценность личного мнения и личной инициативы. Но, как только движение становится на рельсы, власть переходит в руки тех, кто не верит в личность и не уважает ее. Эти люди побеждают не столько потому, что их неуважение к человеческой личности придает им жестокость, сколько потому, что их сущность вполне соответствует главной страсти масс.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
