Эту песню пел с эстрады Глеб Романов,Стала песенка сплошным для всех дурманом.Остиляжили ее и дико воют,Превращая песню в бешеный фокстрот…
Одесса-мама, Лос-АнджелосОбъединились в один колхоз.Колхоз – богато там все живут,Коров там доят, а баб…
– Кончай петь, давай молоко пить, – сказал Ваня, неся наполненную теплым молоком кружку.
– Вкусное молоко, – отхлебнув из кружки, сказал Вася. – Такого даже в столице нашей Родины не попробуешь… Эх, Ваня, Москва, Москва! Ничего ты не понимаешь в той жизни, которая есть помимо этого стада и этой сожженной солнцем степи… Залитые светом улицы, шикарные магазины, рестораны, шикарные девочки… Ты там не был, а я был, видел и даже участвовал… Жизнь возле коров не для меня.
– Так зачем ты тогда вернулся в деревню, если она тебе не по душе?
– Пацан, ты не можешь этого понять. Бывают иногда обстоятельства, которые вынуждают делать то, чего тебе не хочется. Еще немного, и я мог бы загреметь за решетку. Мы с другом занялись фарцовкой иностранных шмоток, и это очень не понравилось ментам. Друга прихватили, и теперь он мотает срок, а я был вынужден бежать в родную деревню…
Вася задумчиво жевал соломинку, прикрыв глаза ладонью. Трудно было сказать, то ли он впал в воспоминания, то ли прятал глаза с возможно набежавшей слезой.
– Да не расстраивайся ты так, – сочувственно сказал Ваня, – ничего с твоим другом не случится.
– Спасибо, пацан, за молоко и доброе слово. Конечно, мне жаль друга, но, поверь, еще больнее было расставаться с моей девушкой – Анжелой… Ты не представляешь, какая она красавица! Фигурка точеная, груди, ножки… У нас с ней ничего серьезного не было, всего раз поцеловались… Постой, а у тебя есть своя девушка? Да ты не стесняйся!
Ваня почему-то подумал об Аурике, но не решился произнести ее имя вслух.
– Нет у меня никакой девушки, только две сестры…
– Зря, Ваня, теряешь время. Сестрички – это замечательно! Своя девушка ни с чем не сравнима. С ней можно ощущать то, что с сестрой никогда не ощутишь. В твоем возрасте у меня было уже несколько своих девушек.
– Зачем тебе много девушек?
Вася рассмеялся.
– Да ты еще пацан, Ваня. Девушек много не бывает.
За два месяца каникул Ваня много чего узнал от своего напарника о жизни взрослых людей. Вася рассказал ему о своих многочисленных «победах» над сердцами девушек. Иногда у него даже слезы выступали на глазах, когда Вася описывал расставание со своей очередной любимой девушкой. Ему было жаль, что реальная или придуманная Васей очередная Света или Валя больше никогда уже не встретит своего возлюбленного.
Иногда Ваня задавал вопрос:
– Зачем ты обманывал девушек, что ты уезжаешь или тебя увозят?
– А что ты прикажешь делать, жениться на них? Я не собирался.
Однажды в вечернюю дойку Ваня услышал, как доярка тетя Дуся говорила другой доярке:
– Галя, ты слышала новость? Сегодня цыган – кузнец разругался с управляющим отделения совхоза. Не понравилась ему его зарплата. Вы, говорит, за целый месяц, что я каждый день размахивал молотом, заплатили всего шестьдесят рублей. Чем я буду кормить семью? Да за такие деньги я лучше уйду в табор, там, по крайней мере, хоть чистый воздух, а не гарь кузнечная. Я сегодня же покину село вместе с семьей. Управляющий пытался его успокоить, но цыган только плюнул, собрал свой инструмент и покинул контору.
– Я давно говорила, – ответила Галя, – что цыгане долго у нас не задержатся. Не те это люди, они свободу любят. Уедет цыган, вот увидишь.
– И я так думаю, что уедет…
Ваня остановился от услышанного. «Если цыган уедет, то вместе с ним уедет и Аурика, – неожиданно для себя подумал он. – Что делать? Я ее больше не увижу? Я ее должен увидеть!»
– Вася, – обратился он к своему напарнику, – ты боишься остаться на ночь один? Мне нужно с доярками уехать в село.
– Почему так вдруг? Что-то случилось?
– Ничего не случилось. Мне нужно срочно заполнить анкету для школы, – соврал Ваня, покраснев.
К его счастью, Вася краски на лице не заметил.
– Хорошо, езжай! Думаю, ничего страшного не произойдет.
– Конечно, – обрадовался Ваня, – с тобой Кудлик остается. Я утром вернусь.
После вечерней дойки Ваня уехал на телеге вместе с доярками.
Когда он подошел к дому цыган, было уже темно. Темно было на улице, окна дома тоже были темными. У Вани в груди что-то защемило от недоброго предчувствия. Он приблизился к дому, вошел во двор… Стояла необычная тишина. Он заглянул в окно, которое посмотрело на него черной провалиной. Дом был пустой…
«Опоздал, – пронеслось в голове Вани, – опоздал… Уехали!..»
Он почувствовал, что по его щекам сами собой потекли почему-то слезы. Ему было обидно, что он опоздал. Ваня присел на скамейку, на которой совсем недавно сидели они с Аурикой.
«Куда она уехала? – думал Ваня, – Может быть, даже в Молдавию. Цыгане кочуют как перекати-поле. Они должны вернуться», – успокаивал он сам себя.
Теплый летний ветер приятно освежал уставшее за день тело Вани. Из-за акаций, растущих на участке соседей Сивацких, показался краешек Луны. Он становился все больше, освещая собой все вокруг, казалось, что это какая-то огромная волшебная лампа всплывает из земной пучины…
К Ване подошел котенок, потерся об его ногу и жалобно мяукнул.
– Ну что, и тебя бросили? – обратился он к котенку, – пойдем со мной, я тебя молочком попою.
Ваня взял котенка на руки и пошел с ним через дорогу к своему дому.
Во дворе мама еще что-то делала возле плиты, хлопотала. Увидев Ваню, она удивленно спросила:
– Ваня, ты почему здесь? Что-то случилось?
– Почему должно случиться? Пришел новые книги взять с собой, – придумал он на ходу. – Не видели, я приносил книгу М. Коцюбинского «Тени забытых предков»?
– Твои книги в комнате, а какие они, я не знаю, я ведь читать не умею.
– Мамо, дайте котенку молока и мне стакан, да я пойду спать, завтра рано снова надо ехать на стан.
– Сейчас принесу. А котенок чей?
