Дэниел понимающе кивнул.
— «Неудачно», наверное, не совсем подходящее слово. В общем, я женился на женщине, которая, как выяснилось, совершенно меня не любит. Я, наивный дурак, был уверен, что она не может без меня жить, что для нее важен только я, а не мои деньги, но выяснилось, что все иначе. Сразу после свадьбы… Хота нет, начать стоит не с этого… — Бенджамин немного помолчал, затем сделал глоток виски и продолжил: — Еще перед свадьбой она захотела, чтобы я заключил с ней брачный контракт, страхующий ее от моих измен и домашнего насилия. Я еще тогда удивился тому, что она, Луиза, вообще может предполагать подобное, но решил, что пойду ей навстречу, потому что очень сильно люблю ее. Так вот, наш контракт предполагал, что если я изменю ей или буду избивать ее, то большая часть моего имущества при разводе отойдет к ней. Если же наоборот, то есть она изменит мне — на этой части контракта настоял мой адвокат, — то она вообще лишается какого бы то ни было права на мое имущество.
Все шло отлично. Мы поженились, отправились в свадебное путешествие, были, казалось, счастливы, но… Прошло какое–то время — около трех месяцев — и я почувствовал, что Луиза совершенно ко мне охладела. — Бенджамин покосился на Мышку. — Не хочу вдаваться в подробности при леди, скажу лишь, что жена лишила меня возможности спать с ней в одной постели. Проще говоря, я вроде и был женат; а вроде и не был. У меня были мысли, что она увлеклась кем–то на стороне, но я отметал их, потому что верил в нее, в ее любовь. Мне казалось, пройдет немного времени — и все изменится. Но ничего не менялось. Мы спали в разных комнатах, она игнорировала меня, сорила деньгами, только они поднимали ей настроение. Я даже подумал, что у нее депрессия, и попросил ее пойти со мной к психоаналитику, но она наотрез отказалась. Потом я решил, что разочаровал ее, пытался поговорить с ней, но она отвечала на мои расспросы крайне уклончиво. Я ломал голову, а потом… Потом заболел ее отец, которого я знал как замечательного человека, заботившегося о ней с самого детства. Он нуждался в хорошем уходе, но не было никакой необходимости держать его в больнице, и я предложил Луизе перевезти отца к нам. Честно говоря, я был уверен, что она с радостью примет мое предложение, но Луиза приняла его с выражением крайнего недовольства на лице. Казалось, лишь страх выглядеть неблагодарной дочерью не позволил ей устроить мне скандал. Морис, ее отец, переехал к нам. Дочь относилась к нему холодно и избегала его. В отличие от Луизы, которая никогда не занималась ни уборкой, ни готовкой, Морис, видно, чтобы отблагодарить меня, взял на себя всю эту работу. Я, конечно, сопротивлялся, но потом смирился: в конце концов, человеку хотелось хоть чем–то занять себя в большом пустовавшем доме. Мы очень сблизились с отцом Луизы, и однажды в доверительном разговоре он посоветовал мне быть с ней начеку. Я обратился к нему за разъяснениями, но услышал лишь то, что детство у Луизы было не самым обеспеченным, и всю свою юность она мечтала «встретить идиота с кошельком, набитым деньгами». Морис, конечно, выразил надежду что она и в самом деле любит меня, но чем дольше он жил в нашем доме, тем больше убеждался в том, что это не так. Как любящий отец, он желал своей дочери счастья, но и ко мне он привязался, как к собственному сыну, а потому не хотел, чтобы «идиота с кошельком» облапошили и оставили ни с чем.
Луиза действительно вела себя странно: она кричала, оскорбляла меня и, казалось, пыталась спровоцировать на какие–то решительные действия. Но я — видно, в этом моя беда — не привык никому и ничего доказывать. Я хотел только одного — тихой семейной жизни. Однажды, — Бенджамин снова глотнул виски и поставил стаканчик на стол, — я вернулся домой и обнаружил Мориса лежащим без сознания под лестницей. Я страшно испугался, вызвал «скорую», а Луиза, в этот момент вернувшаяся домой, обвинила во всем меня и вызвала полицию. Тем временем Морис пришел в себя и попытался мне что–то сказать, но Луиза, сделав вид, что пытается обнять отца, очень сильно ударила его по голове рукой. Надо сказать, что голова была слабым местом больного Мориса, поэтому удар Луизы доконал его. Приехали врачи, полиция. Мориса увезли в больницу, а меня начали допрашивать.
Конечно, никаких доказательств ни у кого не было, поэтому, несмотря на слова Луизы о том, что мы с ее отцом страшно враждовали, меня отпустили. Но больше всего меня напугало другое. Луиза объявила, что ее отец давно уже не в себе, и решила определить его в психиатрическую клинику. Я привязался к старику — сам–то я рос без родителей — и решился ему помочь. К тому же Луиза как будто боялась, что ее отцу станет лучше и он скажет мне то, чего она не дала ему сказать. И тогда втайне от жены, с которой уже собрался развестись, я купил этот дом, наскоро оборудовал в нем комнату для ее отца.
Как вы понимаете, мне не нужно было, чтобы кто–то узнал о его пребывании в моем доме. Один из моих друзей помог мне вытащить тестя из больницы — если бы меня увидели врачи, моя жена вполне могла бы обратиться в полицию. Знакомый врач выписал необходимые рецепты, так что Морис обеспечен нужными лекарствами. Пока он несет какую–то околесицу, — вздохнул Бенджамин, — но я уверен, что рано или поздно мой тесть придет в себя и заговорит. Больше всего я боялся, что о моем местонахождении пронюхает Луиза. Так оно, увы, и случилось. Она приехала ко мне, закатила сцену и потребовала сказать, где ее отец. Обегала весь дом, но, к счастью, ничего не нашла. Поэтому когда я увидел вас, — посмотрел Бенджамин на Мышку, — то решил, что это она вас подослала.
— Я же говорила, что не знакома с вашей женой, — сказала Мышка. — Просто ваши соседи, как вы сказали, проявляют к вам аномальное любопытство. И, честно говоря, не знают, верить вам или нет. Хотя то, что я увидела в подвале, — Мышка повернулась к Дэниелу, — лишь подтверждает правоту слов мистера Крауса. Этот мужчина, Морис, живет в хорошо отделанном помещении и, судя по его поведению, не рвется на свободу.
— А вам не приходит в голову, что именно может скрывать ваша жена? — заинтересованно посмотрел на соседа Дэниел — Что такого мог узнать, увидеть или услышать ваш тесть?
— Не имею представления, — покачал головой Бенджамин.
— Какой же вы недальновидный человек, — укоризненно покосился на него Дэниел. — Вспомните хотя бы, что вам успел сказать Морис после того, как пришел в сознание.
— Всего два слова, — ответил Бенджамин, допив, остатки виски. — «Берегись» и «она». Говоря «она», он смотрел на Луизу, но кто знает, был ли он в тот момент еще в себе…
— Был, если ваша жена так быстро поторопилась заткнуть ему рот и объявила сумасшедшим, — задумчиво произнесла Мышка.
— Я уверен, она чего–то боится, — согласился Дэниел, в задумчивости потирая пальцами чашечку уже давно потухшей трубки, словно это была волшебная лампа и из нее мог появиться джинн. — Иначе уже обратилась бы в полицию. Не уверен, что на основании ее слов полицейских удалось бы получить ордер на обыск, но все возможно. Видно, все дело в том, что ваша жена подозревает, что ее отец может поправиться совершенно неожиданно.
Бенджамин согласно кивнул.
— Да, врачи именно это и говорили, когда она собиралась определить его в клинику. Они сказали, что расстройство или помешательство — я уже точно не помню — временное и Морис может прийти в себя в любой момент. Но ему нужны тишина и покой, и, мне кажется, это я ему обеспечил.
