— Вам придется туда поехать, Гордон, — сказал Селби. — Длявас, кстати, открываются неплохие возможности проявить себя. Прихватите с собойстенографистку, пусть записывает все сказанное, и не забудьте спроситьподозреваемого, нужен ли ему адвокат.
Дав Гордону дополнительные инструкции, Селби отослал его.
Сильвия улыбнулась прокурору:
— Если бы дела возникали по одному, но так не бывает.
— Нет, — согласился он, — никогда. А дело Ларраби — вообщекакая-то путаница.
Зазвонил телефон.
— Это, — Селби выдвинул челюсть, — должен быть Бен Траск.
Но это оказался вовсе не Бен Траск, а Гарри Перкинс,коронер. На этот раз его обычно медленную, размеренную речь сменил почтиистерический тон:
— Я хочу, чтобы ты незамедлительно приехал ко мне, Селби.Кто-то должен жестоко поплатиться!
Прокурор весь напрягся в своем кресле и спросил:
— В чем дело? Убийство?
— Убийство — чепуха. В десять раз хуже, чем это. Какой-тогрязный, подлый негодяй травит собак!
Селби не мог поверить своим ушам.
— Ладно, давай ближе к делу. Излагай факты.
— Моя овчарка Рон… — начал коронер. — Кто-то отравил ее.Сейчас пес у ветеринара. Доктор говорит, что у собаки шансы выжить один кдесяти.
Он замолчал, издав при этом звук, очень похожий наподавленное рыдание.
— Есть какие-нибудь следы? — спросил Селби.
— Не знаю. У меня не было времени смотреть. Я нашел пса исразу бросился к ветеринару. Сейчас я в лечебнице у доктора Перри.
— Хорошо, я подъеду, посмотрим, что можно сделать. Селбиположил трубку и повернулся к Сильвии:
— Это доказывает, как черствы мы бываем, пока несчастье некасается нас лично. Звонил Гарри Перкинс, коронер. Он расследовал убийства,самоубийства, автомобильные катастрофы, все виды насильственной смерти. Гарриосматривал тела в различных стадиях разложения, и для него они были всего лишьтрупами. На него не действовали ни слезы, ни мольбы, ни истерики. Но вот кто-тоотравил его собаку, и будь я проклят, если он не рыдает.
— И ты собираешься заняться отравленной собакой?
— Да.
— Но, Господи, зачем?
— Во-первых, потому что он потрясен, а он член нашегопрофессионального братства. Во-вторых, он сейчас в лечебнице доктора Перри длясобак и кошек. Доктор Г. Франклин Перри — брат, который унаследует состояниеПерри, если Герберт Перри проиграет иск.
— Ну и что? — спросила она.
— Я пока не беседовал с доктором Перри. Шериф установил, чтоему ничего не известно об убитом, и удовлетворился этим. Но я тем не менее хочувзглянуть на доктора.
— Имеешь какие-то подозрения?
— Нет, абсолютно никаких. Но морфий был среди снотворного, аэто означает, что убийца не только имел доступ к морфию, но и умел сделать изнего пилюлю. Доктор Перри — владелец ветеринарной лечебницы и…
— Забудь, — сказала Сильвия, — все было подстроено, включаяписьмо. Ларраби не глотал снотворного, во всяком случае добровольно. Его женасказала, что у него никогда не было проблем со сном. Помнишь?
Селби угрюмо кивнул.
— Более того, если дело доходит до подозрений, ты можешьподозревать очень многих.
— Например?
— Например? Возьмем Кашинга, лично меня совсем неудовлетворили его объяснения. Во-первых, его стремление выгородить Ширли Арденпоказывает, что она больше, чем обычный постоялец, время от времени наезжающийиз Лос-Анджелеса; во-вторых, он очень долго ждал, прежде чем сообщить о пятитысячах в сейфе отеля, и, в-третьих, он из кожи лез вон, чтобы представитьсмерть пастора как несчастный случай.
Дальше. Тот, кто напечатал письмо и адрес, не зналнастоящего имени умершего. Единственное, чем он располагал, — это сведения изрегистрационной карточки. Поэтому убийцей мог быть тот, кто имел доступ крегистрационным документам, и он действовал, исходя из предположений, что имеетдело с Чарльзом Брауером. Он хотел, чтобы смерть выглядела естественно, длячего написал письмо и оставил его в машинке. Если бы покойный был настоящимЧарльзом Брауером, не возникло бы никаких подозрений. Вскрытие не проводилосьбы столь тщательно, уж, во всяком случае, жизненно важные органы не подверглисьбы анализу на присутствие морфия. И даже в том случае, если бы следы морфиябыли обнаружены, все объяснилось бы приемом снотворного. Больше всех даннымирегистрационной карточки мог быть введен в заблуждение хозяин гостиницы.
— Но какие мотивы убийства могли быть у Кашинга?
— Их невозможно установить, пока не будет выявлен характерреальных отношений между Кашингом и Ширли Арден. Я не могу решать задачу и даюлишь информацию к размышлению.
Взгляд прокурора стал еще мрачнее. Он сказал, медленно цедяслова:
— Все рушится, когда сталкиваешься, казалось бы, с внешненесложным делом. Было бы гораздо проще, если бы кто-то пробрался в номер иприрезал или пристрелил пастора, но… И, обрати внимание, такое дело возниклосразу же, как только я приступил к своим обязанностям.
— А еще обрати внимание, что человек, написавший письмо и,возможно, совершивший убийство, проник через триста девятнадцатый номер. Номербыл свободен, значит, тот, кто прошел через него, должен был иметьуниверсальный ключ.
— Я уже размышлял об этом, — ответил Селби. — Убийца вряд липролез через фрамугу, не мог он пройти и через дверь ни триста двадцать первогономера, ни триста двадцать третьего… Я хочу сказать, что он не мог выйти этимпутем. Убийца имел возможность проникнуть в комнату десятками различныхспособов. Мог там спрятаться заранее, мог войти туда прямо через дверь иливоспользоваться триста двадцать третьим номером. Ведь мы не знаем, когда былазабаррикадирована дверь. Не исключено, что после того, как пастор уже погиб.Если верить словам Герберта Перри, в номере кто-то находился через два-три часапосле смерти жертвы. Но для выхода этому человеку оставался единственный путь —номер триста девятнадцатый. Если бы он выходил через триста двадцать третий, тоне смог бы закрыть щеколду изнутри, а если через триста двадцать первый, то несумел бы забаррикадировать дверь стулом. Абсолютно исключен уход через окно.Следовательно, остается номер триста девятнадцатый как единственный путьотступления.
— И он не мог уйти без универсального ключа, — добавилаСильвия. — А также если бы не был уверен, что триста девятнадцатый свободен идверь между номерами не на щеколде.
— Возможно, ты права.
