– Я сам потом лично проверял, – продолжал адвокат, – и дело действительно обстояло таким образом. Это был портрет инфанты Марии Терезы. Кстати, многие специалисты считают именно эту картину лучшим произведением художника. Ну, лучшим, чем она, может быть, следовало бы назвать портрет одного из римских пап. Во всяком случае, это рассказывали мне эксперты Национальной галереи, где известна история каждого уникального полотна. Они уверили меня, что этот шедевр поистине бесценен. А юный Дебенгем похитил его у собственного отца, после чего продал всего за пять тысяч фунтов!
Я тут же поинтересовался, кто приобрел данную картину.
– Один из членов законодательного собрания Квинсленда, некто Крэггс, а точнее, достопочтенный Джон Монтегю Крэггс. Впрочем, в прошлый вторник мы еще ничего о нем не знали, равно как и о том, что именно молодой Дебенгем похитил картину. Но в понедельник вечером он навещал отца и снова просил денег, пояснив, что сильно нуждается в финансовой поддержке. Ему, разумеется, было отказано, и он решил таким необычным способом поправить свои дела. Уходя от отца, он пообещал очень скоро отомстить ему. Так и вышло. Когда же я разыскал его поздно вечером во вторник в городе, он признался в совершенной краже, причем сделал это в самой развязной манере. Вы и представить себе не можете, с какой наглостью держался этот тип! Разумеется, он не сообщил мне имени покупателя, и на его розыски у меня ушел весь остаток недели. Однако мне все же удалось его найти, и вовремя! Оказывается, этот покупатель в настоящее время еще находится в столице и проживает в гостинице «Метрополь». Сколько же раз за это время я успел побывать у него! Сколько раз я курсировал по маршруту «Метрополь» – Эшер и обратно! Чего только не придумывал! Но никакие уговоры, предложения, мольбы и даже угрозы на него не подействовали
– Но в чем же дело? – искренне удивился Раффлз. – По-моему, дело-то очень простое. Сделка не была законной, он просто получает свои деньги назад, а картина возвращается к ее законному владельцу. Он будет вынужден повиноваться.
– Вы все говорите правильно, но нам не избежать публичного скандала, а этого мой клиент никак не может допустить. Он согласен скорее распрощаться с картиной, нежели позволить всей этой гнусной истории попасть в лапы газетчиков и стать достоянием общественности. Да, он фактически отказался от сына, но он не позволит себе обесчестить его имя и славу своего старинного рода. И все же вместе с тем он также желает получить назад свое полотно всеми правдами и неправдами. Вот в этом-то и загвоздка! Мне позволено вернуть картину, даже используя нелегальные способы. Здесь он предоставляет мне полную свободу действий. Мне даже кажется, что он готов выдать пустой банковский чек за своей подписью, если я этого попрошу. Во всяком случае, Крэггсу он предлагал любые деньги, а подобный чек тот попросту разорвал на две половинки. Эти старики стоят друг друга, конечно, но лично я сейчас ума не приложу, как же следует поступить мне.
– Итак, вы решили подать объявление в газету, – сухо констатировал Раффлз. С самого начала нашей беседы он вел себя исключительно сдержанно и по-деловому.
– Как последнюю надежду.
– И вы хотите, чтобы теперь мы украли эту картину для вас?
Услышав эти слова, адвокат покраснел от воротничка до корней волос.
– Я так и знал, что у меня ничего не получится, – застонал он. – Впрочем, я не ожидал здесь увидеть таких уважаемых людей! Но это не совсем кража, – с жаром продолжал он. – Это возвращение украденной собственности. Кроме того, сэр Бернард, конечно же, выплатит этому горе-покупателю его пять тысяч, как только полотно вернется к настоящему хозяину. Так что это нечто вроде приключения, авантюры, если хотите, но кражей такое мероприятие назвать никак нельзя.
– Но вы же сами говорили, что это не совсем законно, – напомнил Раффлз.
– И рискованно, – тут же добавил я.
– Но мы за это и неплохо платим, – подхватил адвокат.
– И все же недостаточно, – покачал головой мой друг. – Любезный, вы только подумайте, что это может означать для нас обоих. Вы сами говорили о клубах. Так вот, нас не только вышвырнут оттуда, но еще и упрячут в тюрьму как самых настоящих воров-взломщиков! Конечно, мы в настоящий момент испытываем некоторые финансовые затруднения, и все же вознаграждение нам кажется недостаточным. Удвойте ставку, и я, пожалуй, соглашусь.
Адденбрук колебался.
– И вы считаете, что в этом случае вам удастся вернуть картину?..
– Мы могли бы попытаться сделать это.
– Но у вас же нет никакого…
– Опыта в таких делах? Разумеется, нет!
– Но вы будете готовы рискнуть за четыре тысячи фунтов?
Раффлз бросил на меня быстрый взгляд. Я кивнул.
– Пожалуй, да. И будь что будет.
– Наверное, я не смогу уговорить своего клиента на такую сумму, – посерьезнел Адденбрук.
– Ну тогда и нам нет смысла так рисковать.
– Это окончательное ваше предложение?
– Клянусь!
– Ну а три тысячи в случае удачи вас никак не устроили бы?
– Наша цифра – четыре, господин Адденбрук.
– Но тогда в случае провала вы не получите ничего, – продолжал торговаться адвокат.
– Или все – или ничего? Что ж, вот это по-спортивному! – неожиданно обрадовался Раффлз. – Договорились!
Адденбрук раскрыл рот, словно хотел что-то сказать, привстал со своего места, потом снова опустился в кресло и долго и пристально смотрел на Раффлза, словно забыв о моем существовании.
– Я видел вас в игре, – задумчиво произнес он. – Видел и в клубах, когда у меня выдавалось время отдохнуть часок-другой. Я знаю, что как игрок вы неподражаемы. Не могу забыть и последнюю встречу между «Джентльменами» и «Игроками», я тоже присутствовал там. Вы способны на многое… Да, пожалуй, такая игра стоит свеч. И если кто-то способен обвести вокруг пальца нашего австралийца, это будете именно вы… Черт возьми, получается, что вы действительно и есть тот самый человек, которого я искал.
Сделку обговорили в кафе «Ройял», куда мы отправились по настоянию Беннета Адденбрука. Адвокат угостил нас изумительным обедом. Я помню, как сдержанно он пил шампанское, буквально лишь пригубил вино, как был напряжен в связи со сложившимися обстоятельствами, никак не дававшими ему возможности полностью расслабиться. Я пытался хотя бы морально поддержать его и тоже не позволил себе веселиться и шутить. Но Раффлз вел себя слишком уж сдержанно, что совсем не походило на него. Все время он почему-то смотрел не на собеседника, а в собственную тарелку. Правда, вскоре я понял, что мой друг что-то весьма сосредоточенно обдумывает. Адвокат понимающе переводил взгляд с него на меня, и в эти моменты я также ободряюще кивал ему. Наконец Раффлз извинился за свое долгое молчание, попросил официанта принести ему расписание поездов и объявил, что намерен немедленно отправиться в Эшер.
