— Игорь, мы просто должны это отметить. Поужинать не хотите? Надеюсь, Сергей не возражает.
Они с Груниным переглянулись, и адвокат, вне всякого сомнения, довольный, хотя и с некоторой долей смущения, кивнул.
— Еще что-то нужно? — спросил я у него.
— Нет, это все. Рад был с вами работать, Игорь Рудольфович.
— Вы вот что, — сказал я, подумав. — Вы никуда не исчезайте, Сергей. Вы мне, возможно, еще понадобитесь.
— Всегда к вашим услугам.
И Грунин, с видимым облегчением, ретировался.
— Ну-с, Игорь, вы довольны? — спросил меня Вакуленко уже в ресторане. — Все идет по плану, не так ли?
— Что вы имеете в виду?
— Вы теперь можете остров купить. С собственным причалом. И волнами в барашках.
— Женя, неужели вы думаете, что мне все это нужно?
— А как же? Все вам завидуют.
— Все это не имеет значения. Все эти деньги… Они не мои.
— Но с адвокатом вы расплатились.
— Да, это правда, но…
— Никаких «но». Вы вообще противоречивый человек, Игорь. Или, скорее, в вас несколько личностей. Какая из них подлинная? Я даже не знаю.
— Вы что, укоряете меня в том, что я принял наследство?
— Ну да, вы ведь могли отказаться.
— Да?
Я как-то забыл об этом. Я в последнее время многое делал на автомате. Как бы то ни было, а Грунин заслужил гонорар.
— Вы сейчас чем заняты, Игорь? Публика требует продолжения. «Жизнь после смерти».
Меня прямо всего передернуло — настолько он попал в точку.
— Что вы имеете в виду?
— То, что нужны новые серии. Поведайте, как у вас дела. Обещали же, все ждут.
Может, взять и рассказать ему все — хуже-то ведь не будет?
— Вот что, Женя. Я попал, как бы вам это объяснить, в крайне затруднительную ситуацию. И то, что я сейчас на свободе, не сильно меняет дело. Мне во что бы то ни стало нужно найти свою статью, ту, о которой вы говорили, о Хайяме. У меня ее нет. Если не ее, то хотя бы поэму. Вы меня понимаете?
— Э… Ну, да.
— В общем, если кратко, то это не урки и не Пешнин. Помогите мне найти статью и требуйте, чего хотите. От этого не только моя судьба зависит, но и… Одним словом, это вопрос жизни и смерти.
Вакуленко прищурился, глядя куда-то в сторону, потом бросил на меня испытующий взгляд:
— Вечный Дервиш?
Я вздрогнул и невольно огляделся по сторонам, как будто слова журналиста могли вызвать его.
— Да.
— Тот ваш пассажир?
— Да.
— Он что, приходил к вам?
— Нет… пока.
Вакуленко поскреб щеку.
— Игорь, я сделаю, что смогу. Не может быть, чтобы ни у кого ее не осталось. Если для вас это так важно… А вы мне пока расскажите, чем занимались после суда — во всех подробностях, о’кей?
Я вспомнил слова Урмана о «второй версии».
И решил сделать кое-что. На всякий случай.
Позже я несколько раз вспоминал об этом поступке и спрашивал себя, зачем все-таки позвонил Пшенке. Неужели то, что я хотел выяснить, было для меня так важно? Или, может быть, я хотел таким образом напомнить следователю, что игра не кончена, и то, что я на свободе, не означает, что мы в расчете? Пусть, мол, знает, что месть ждет его… Не исключено, что я хотел честно отработать гипотезу Урмана — пусть хотя бы чисто формально. Так или иначе, я позвонил.
— Александр Петрович, здравствуйте. Это Игорь Агишев. Я звоню вам с предложением.
— Вы?
Я уловил в его голосе некоторое смятение. Но он быстро взял себя в руки.
— Вас же отпустили? Вот и наслаждайтесь…
— Давайте на время забудем, как мы друг к другу от носимся, а? Встречаемся через два часа на Гоголевском бульваре.
Как ни удивительно, он пришел.
— Я вас не боюсь.
— Я знаю, Александр Петрович. Но давайте ближе к делу. Видите ли, у меня в ближайшее время будет встреча… с теми, кому я насолил. Из тридцать пятой, помните? Или с их друзьями.
— И что?
— Вы не хотите узнать, о чем пойдет речь?
— А с чего вы решили, что…
— С того, что, как я подозреваю, еще никто не ответил за те смерти, которые произошли в общей камере. Хочу дать вам ценную информацию, которая позволит с этим разобраться.
— Вы думаете…
— Не думаю, а знаю. Ваше положение сейчас оставляет желать лучшего. Мое дело, которое вы вели, развалилось. Но дело об этих смертях, я уверен, открыто. Я предлагаю вам реабилитироваться. Вернуться к работе. Да и в семье…
— Что вы знаете о моей семье? — Он потемнел лицом. — Не касайтесь моей семьи, слышите? Серьезно вам говорю! Или…
— Или — что?
Я с трудом подавил в себе желание рассмеяться ему в лицо. Все изменилось, господин следователь…
— Итак, вы принимаете мое предложение?
Он опустил взгляд. Я видел, как он колеблется. Выглядел он в самом деле неважно.
— Хорошо. — Он вздохнул. — Предположим, мне это интересно. Что вы хотите взамен?
— Мне нужны все материалы, касающиеся взрыва в Большом Окулово. Вы ведь наверняка их запрашивали.
Он пристально посмотрел на меня, помолчал.
— Там нет ничего на вас. Я знаком с материалами дела в Навашино, там на вас ничего нет.
Еще бы.
— Я знаю, что нет. Я просто хочу посмотреть на эти документы. И вы — именно тот человек, у которого они есть. Уверен, что вы ничего не упустили.
— Зачем вам это?
Он, наконец, задал этот вопрос вслух.
Я вспомнил о «второй версии» и усмехнулся.
— Так, отрабатываю один вариант. Ну как, мы договорились?
— Я подумаю.
Но вечером он позвонил мне и сказал, что согласен. Папка в обмен на запись.
Утром я набрал номер, с которого звонили урки.
— Готов?
— А вы готовы?
Надтреснутый смех.
— Приезжай…
— Нет, это вы ко мне приедете. Сейчас. В гараж. У меня тут не прибрано, и чая не обещаю, но разговор состоится.
— Бычишь ты зря, философ…
— Передай главному, это мое последнее предложение. Не хотите — как хотите. Не вы мне нужны, а я вам.
Через десять минут они перезвонили снова.
