По окончании службы все вышли на паперть, и там я встретилась со всеми нашими. Джек и тут не удержался, чтобы не сказать мне колкость:
– Слушай, Мэгги, ты не очень-то важничай! Ты ведь сегодня же вечером вернешься домой, и все пойдет по-старому.
Из церкви мы вдвоем с Вайолет ехали в шарабане, запряженном парой пони. По дороге Вайолет вздумала заехать в домик лесничего, чтобы повидаться с Сесилией Ферфакс, которая ей так понравилась на нашем базаре. Я старалась отговорить ее от этого намерения, но Вайолет, при всей мягкости характера, была очень настойчива, и мне пришлось уступить.
Случилось так, что в это время по дороге проходил и сам Ферфакс. Вайолет остановила пони и окликнула его своим звонким голосом:
– Здравствуйте, Ферфакс! Подойдите к нам поближе.
Лесничий почтительно повиновался своей маленькой хозяйке, но, увидев меня рядом с Вайолет, изменился в лице и вопросительно посмотрел на меня.
– Ваша дочь, Сесилия, вероятно, дома? – спросила Вайолет, не замечая в нем никакой перемены.
– Она дома, сударыня, но она не совсем здорова.
– Ах, как жаль! А что с ней?
– Она, кажется, сильно простудилась, и моя жена решила, что ей лучше посидеть несколько дней дома.
– В таком случае мы зайдем к ней, не правда ли, Маргарет?
– Не советую вам, барышни: простуда бывает очень заразной.
– Но я никогда не простужаюсь и не боюсь никакой заразы, – возразила Вайолет. – Сесилия так любит вас, Маргарет! Зайдем, это доставит ей удовольствие.
Вайолет велела своему груму взять пони под уздцы, и мы с ней вышли из экипажа. Мы уже сворачивали на тропинку, которая вела к домику, когда Ферфакс догнал меня и сказал:
– Возьмите, пожалуйста, тут ровно пять шиллингов – в уплату моего долга вашему брату.
– Зачем вы сейчас отдаете мне эти деньги? – сказала я, нахмурившись и отступая от него. – Это еще успеется.
– Нет уж, возьмите, пока они у меня целы. Я отдал бы их самому мистеру Джеку, но мне все не удается встретиться с ним. Скажите ему, что я выплачу весь долг по частям и очень ему благодарен за то, что он одолжил мне эти деньги.
При этом Ферфакс так посмотрел на меня, как будто хотел сказать: «Теперь, когда я начал выплачивать этот долг, вы уже не имеете права жаловаться на меня сэру Уолтеру Пенроузу!» Мне поневоле пришлось взять у него эти пять шиллингов и сунуть их в свой карман.
– Как странно, – заметила Вайолет, когда лесничий отошел от нас, – тут, наверное, кроется какая-то таинственная история. Меня удивляет, что Ферфакс брал деньги взаймы у вашего брата.
– Да, это длинная история, и не стоит о ней говорить, – ответила я, – пойдемте к Сесилии, если вы непременно хотите ее видеть.
– Да-да, идемте, – согласилась Вайолет и быстро пошла вперед.
Сесилию мы нашли закутанной и сидящей у самого очага. Болезнь страшно изменила ее милое личико: оно раздулось, глаза покраснели и на опухшем лице казались маленькими.
Увидав меня, Сесилия обрадовалась, и, не обращая никакого внимания на Вайолет, воскликнула:
– Ах, мисс Маргарет! Мисс Маргарет! Как я счастлива, что вижу вас!
Между тем миссис Ферфакс смотрела на меня недружелюбно и уговаривала нас поскорее уйти, чтобы не заразиться от ее дочери.
– Я уверена, – прибавила она, – что Сесилия простудилась, а может быть, и подхватила какую-нибудь тяжкую болезнь, когда по вашей просьбе, мисс Маргарет, прошла всю эту длинную дорогу до Гарфилда и обратно. Я никак не могу понять, зачем вам нужно было посылать ее так далеко? Это просто безжалостно с вашей стороны! Сколько раз я твердила ей: «Смотри, Сесилия, помни мои слова: мисс Маргарет так же мало о тебе заботится, как о зайцах в лесу; она тебя совсем не любит, а ты жертвуешь для нее своим здоровьем!» И я была права, вот и доказательства налицо! Вы теперь водите знакомство со знатью, моя бедная девочка из-за вас заболела, а вам и горя мало!
Я не знала, что сказать в свое оправдание, и только невнятно бормотала, что жалею о болезни бедной Сесилии и что попрошу свою маму прислать ей какие-нибудь лекарства. Потом я начала торопить Вайолет, убеждая ее, что нам действительно не следует тут оставаться.
– Вот, я так и знала! – закричала миссис Ферфакс, которая минутой ранее боялась впустить нас к больной дочери, а теперь хотела во что бы то ни стало удержать нас, чтобы облегчить душу, высказав свою обиду на меня.
– Я скажу вам только одно, мисс Маргарет, – продолжала она, – вы бессовестно пользуетесь привязанностью к вам моей бедной Сесилии…
– Мама! Мама! – умоляла, обливаясь слезами, больная девушка. – Прошу тебя, прекрати!
– Отстань, пожалуйста! Вот еще выдумала – плакать и жалеть тех, которые и знать тебя не хотят! Я должна сказать еще кое-что, мисс Маргарет: с тех пор как мой муж начал копить деньги, чтобы отдать вам свой долг, в нашем доме не стало ни одной спокойной минуты. Он до того дошел в своем желании расплатиться с вами, что я не могу от него добиться даже гвоздика, чтобы вбить в стену!
Сесилия перестала плакать и только смотрела на меня умоляющим взглядом. Мне очень хотелось сказать ей несколько слов в утешение, но я стеснялась присутствия ее матери и Вайолет.
– Как она изменилась, бедняжка! – сказала Вайолет, когда мы с ней уселись в шарабан и двинулись к замку. – Никак не думала, что можно так расхвораться от простого насморка.
Больше она не сказала ни слова, и мы молча доехали до замка, где нас поджидала леди Пенроуз.
– Мама, милая, – воскликнула Вайолет, подбегая к ней, – мы с Маргарет только что были у Сесилии Ферфакс. Она очень больна! Надо послать что-нибудь бедняжке, мне так ее жаль!
– Больна? – встревожилась леди Пенроуз.
– Да, но у нее только сильная простуда. Мама, эти Ферфаксы, должно быть, очень бедны, они задолжали Маргарет или, вернее, ее брату Джеку. Все это мне кажется очень странным!
– Как это случилось, Маргарет, – спросила леди Пенроуз, – что Ферфакс занимал деньги у вашего брата?
– Об этом не стоит говорить, – ответила я и почувствовала, что побледнела.
– Но все-таки я не понимаю, как такой человек, как Ферфакс, который получает у нас очень хорошее жалованье, мог задолжать вашему брату?
– Но, мама, – вступила в разговор Вайолет, – Ферфакс всеми силами старается выплатить свой долг. Он сегодня при мне отдал Маргарет пять шиллингов. А его жена очень тяготится этим долгом и говорит, что ее муж, стараясь накопить побольше денег, стал до того скупым, что во всем ее ограничивает.
Леди Пенроуз не настаивала больше на объяснениях о долге, но, очевидно, была озадачена моим смущением. Она позаботилась о посылке больной девочке лекарств и гостинцев и попросила своего мужа узнать, в чем дело, и в случае необходимости отправить туда доктора.
