Он сделал паузу, взяв ее руку, и сплел ее пальцы со своими.
— Пойми, ребенок был для меня сюрпризом. Прости, что я отреагировал таким образом. Я понимаю, тебе трудно поверить, Ханна, но я обычно не такой невнимательный и черствый. — Он сжал ее пальцы и, глядя ей прямо в глаза, продолжил: — Шон Майклз заслужил репутацию любимчика дам. Но уверяю тебя, что это мнение сильно преувеличено. Шон Девлин весьма разборчив и обычно очень осторожен, исключая твой случай. С тобой я испытал чувства, каких не знал прежде. С тобой я забыл об осторожности, стоило мне только прикоснуться к тебе… Боже, Ханна, ты должна была чувствовать то же самое. — Он замолчал.
— Это называется — забыть обо всем! — прошептала она. — С тобой я забыла, кто я и что я… Ничто не имело значения, когда твои губы прикоснулись к моим. Откуда пришло это наваждение? Когда ты обнял меня…
— И когда я проник в тебя… — пробормотал он. — Что было важнее слияния наших тел? Ответь мне.
— Господи, но я уже забыла вопрос!
— Что ты испытала, когда наши тела слились?
Ханна прикрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Не поддается описанию. Это… это было…
— Как прекрасная оркестровая симфония, переходящая в мощное крещендо, и потом…
— И потом, — подхватила она, — в экстаз! Сверкание звезд. Звон колоколов. Самые лучшие праздники на земле — все смешалось в один торжествующий аккорд. Я…
— Стоп, Ханна, — скомандовал он, крепче обнимая ее. — Хватит слов. Мы узнали друг друга. И наша первая встреча не была ошибкой. Это было то, чего мы оба хотели, и это было прекрасно. К черту мораль и прочие рассуждения…
— Ты не понимаешь.
— Нет, понимаю, У меня есть глаза, любимая. Я вижу, какая ты. Этот дом, который ты сотворила для своих дочерей, любовь, которая окружает их, семья, которая порой чересчур опекает тебя, — все это видят мои глаза. Я познакомился с Танкером и Мэтью и видел, как они пытаются защитить и вразумить тебя. Я слушал, когда ты пыталась раскрыть передо мной сокровенные глубины твоей мечты, наблюдал за тобой, когда ты рисовала, забыв обо всем на свете. Поверь мне, я понимаю тебя. Я знаю, что значит мечтать о чем-то так сильно, что начинает казаться будто ты можешь попробовать эту мечту на вкус. Я знаю, что значит уйти с головой в творческий процесс и забыть обо всем на свете. Мир исчезает. Это почти как заниматься любовью. Ты воспаряешь над землей…
— Это одержимость, — прошептала она, глядя ему в глаза. — Но я… Как я могла… быть… такой глупой? На самом деле я совсем не знаю тебя.
— Нет, знаешь, — возразил он. Его губы коснулись ее лба. — Ты говорила, что знаешь слова всех моих песен. Это действительно так?
Она молча кивнула.
— Если ты так часто, как говоришь, слушала мои песни, если они трогали тебя, — сказал он ей тихо, — тогда, Ханна, ты знаешь обо мне все. Ты не знаешь певца Шона Майклза, но знаешь Шона Девлина. Ты заглянула в мое сердце, в мою душу. Ты знаешь меня близко, так близко… как никто, — прошептал он ей на ухо. — Ты могла не узнать меня, но ты не смогла бы спать с чужим человеком.
Ее голова склонилась ему на плечо.
— Ты ни о чем не жалеешь? — спросила она.
— Как я могу сожалеть о том, что так прекрасно? Как можно сожалеть о том особенном, что соединило две души, дав жизнь еще одной?
— Ты говоришь о ребенке?
Она подняла на него сияющий взгляд.
— Я слышу сомнение в твоем голосе, — заметил Майкл.
— Сомнения… — произнесла она задумчиво, и он невольно напрягся, приготовясь слушать. — Да, ты прав. Ты — Шон Майклз. В течение двух последних лет я слушала твою музыку. И она, эта музыка, была реальна, но исполнитель оставался фантазией.
— Похоже на историю про соблазнительную златокудрую фею, которая явилась передо мной в тот ужасный шторм. Которая не выпускала меня из своих объятий всю ночь, а утром убежала к своему мужу. Таинственная любовница.
— Нет, не любовница. Просто нечто неосязаемое… вне реальности. Иллюзия.
— Как наши мечты?
— Возможно, — согласилась она. — Слишком много всего, чтобы понять сразу.
— Я понимаю, — сказал он. — Но я принял эти отношения, несмотря на всю их неординарность. Это было не просто. Многое озадачивало и пугало. Мне никогда не приходилось встречать более загадочной женщины.
Она засмеялась, ее легкий смех отдавался в его груди.
— Ты никогда не встретишь менее загадочной женщины, — сказала она.
Тогда улыбнулся Шон, думая про себя, что даже такая элементарная вещь, как ее смех, кажется ему удивительной.
— Моя прекрасная таинственная любовница оказалась загадкой.
— Я — нет. Я не загадка, просто ты не знаешь меня. Все дело в том, что мы не знаем друг друга — на самом деле не знаем.
— Я протестую. Мы знаем, Ханна. Просто ты еще не понимаешь этого.
— А ты?
— Я верю, что понимаю. Мы очень похожи, ты и я. Я думаю, я понимал тебя с самого начала, несмотря на все подозрения.
Она снова вздохнула, но это не был вздох облегчения.
— Что беспокоит тебя?
— Все, — сказала она. — Все, что случилось… — Ее рука описала в воздухе большой круг. — Кто ты? Что мы делаем? Ребенок. Все.
— Слишком много переживаний сразу? — предположил он.
Она тихонько рассмеялась.
— Пожалуй.
— Тебе нужно побыть одной, чтобы собраться с мыслями?
Ее брови удивленно приподнялись.
— Я… я думаю, да. Как ты догадался?
— Я же сказал, что понимаю тебя. Тебе нужно время, чтобы все обдумать. Так же сильно, как мы хотим друг друга, мы нуждаемся во времени для себя. Ищем его… Это и моя особенность, Ханна. Часть меня, — признался он. — И эта часть порой нуждается в уединении.
Она внезапно высвободилась из его объятий и, обхватив себя руками, прошла через комнату. Он следил за ее уверенной походкой, за сменой выражений на лице. Во всем поведении он чувствовал желание настоять на своем, оторваться от него. Проложить физическую и эмоциональную дистанцию между ними.
Он наблюдал, как нервным, беспокойным движением она поставила банку орехового масла на кухонную стойку. Смела крошки со стола.
— Я думаю, мне лучше уйти.
— Шон… — неуверенно позвала она.
Поднявшись на ноги, он произнес:
— Все хорошо, Ханна. Я просто не хочу засиживаться.
Глава 10
Шон Девлин с улыбкой вошел в кабинет Таннера Джемисона.
— Доброе утро, — улыбнулся он.
— Здравствуйте, — сдержанно ответил Таннер.
— Послушайте, Джемисон, — с места в карьер начал Шон, — судя по всему, вы не очень-то рады меня видеть?