— Ты — Шон Майклз, — прошептала она. И тут же вспомнила как Майкл сказал, что это его кассета, посмотрела на него. — Эта запись… Музыка такая прекрасная…
— Потому что мне помогала сочинить ее пленительная муза. Эта муза — ты, Ханна. Это все ты, твои прикосновения, твоя страсть, твоя нежность… Эта мелодия пришла ко мне, когда я в первый раз держал тебя в своих объятиях. Она не отпускала меня. Она продолжалась и продолжалась, неотступно преследуя меня. Мы вместе дали рождение этой красивой мелодии. Я назвал ее в твою честь — «Песня Ханны»!
Любопытство, изумление, восхищение… Чувства переполняли ее. Она молча смотрела на него прекрасными изумрудными глазами, и ее длинные ресницы чуть-чуть подрагивали.
— Я вспомнила, — наконец выговорила она, — именно эту музыку я слышала в коттедже. Но мне казалось, что это сон.
— Мелодия, родившаяся во мне, заставила меня уйти из твоих объятий, — объяснил он. — Ты крепко спала, а я сидел и наигрывал ее на гитаре. Еще до рассвета я написал большую часть музыки для «Песни Ханны».
Она кивнула, когда смысл его слов и страстная глубина музыки стали ясны ей. И вдруг ее озарило — она спала с Шоном Майклзом!
Закрыв глаза, она опустила голову на стол.
— Какая же я дура, — прошептала она.
— Нет, любимая, — возразил он, его тихий голос был нежен. — Ты не дура. Не наговаривай на себя. Между прочим, я то же самое думал о себе.
Она приподняла голову, широко открыв глаза.
— Почему?
— Это то, о чем я хотел поговорить с тобой. Именно это я и должен объяснить.
— Не понимаю, что, собственно, ты должен мне объяснить? — спросила она, внимательно посмотрев на него.
— Мне всегда приходилось охранять свою жизнь от назойливых глаз. Я никого не подпускал к себе. Я видел, что многие пытаются приблизиться ко мне, хотят навязать себя, свою дружбу… Мои родители старались защитить нас от посторонних, когда мы были еще детьми. Будучи подростками, мы научились держаться на расстоянии от незнакомых людей, которые хотели втереться в доверие и хвастаться дружбой с представителями богатого семейства. Мой брат попался на подобную удочку, когда ему только-только исполнилось восемнадцать. Ему предъявили иск о признание отцовства… Этот эпизод был весьма неприятен для всей семьи. Когда я решил стать певцом, я понимал, что теперь буду представлять собой такой же лакомый кусок. Искательницы богатства из кожи вон лезли, стремясь подцепить меня на крючок. Но я хотел петь. — Он провел пальцем вдоль ее щеки. — Поэтому я и решил прибегнуть к этому маскараду и взял псевдоним. И тогда толпа и разные прихлебатели начали виться вокруг Шона Майклза, но жизнь Шона Девлина принадлежала только ему одному. Я добился того, чего хотел. Когда я добавил парик, темные очки и красную рубашку, идя навстречу вкусам толпы, меня встретил восторженный рев и даже непристойные предложения. Но я ненавижу все это. И буду ненавидеть всегда! — В его взгляде горела та же непримиримость, как и в его словах.
— О Боже… Мне и в голову не могло прийти! — с трудом произнесла Ханна.
Выражение его лица было столь сурово, что у нее пересохло во рту.
Вдруг неожиданная улыбка приподняла уголки его губ. Он потянулся к ней и осторожно заправил за ухо золотистый локон.
— Ах, Ханна! Если бы я мог знать это тогда. Ты встретилась мне так близко от моего убежища, что это сразу вызвало подозрение, но шел дождь, и я не хотел промокнуть еще больше. А вскоре я уже был очарован тобой. И это длилось до утра, пока я не заметил кольцо на твоей руке. Все, о чем я был способен думать тогда, — злобные заголовки газет, напечатанные крупным жирным шрифтом. Я даже не представлял, что могу так разозлиться. Мы занимались любовью, и вдруг я увидел кольцо и решил, что ты замужем.
— И поэтому ты ушел так быстро? — прошептала она.
— Нет. Это только половина объяснения. Как ты помнишь, я поехал посмотреть твой автомобиль и проверить твою версию. Увидев на сиденье кассету Шона Майклза, я действительно вышел из себя.
— Роковое совпадение…
Покачивая головой, он усмехнулся их обшей глупости и своей неоправданной злости.
— Когда я привез тебя домой, ты влетела в объятия собственного мужа. Это после нашей ночи… Ты представляешь, что я должен был чувствовать?
— Но это был мой брат.
— Но ведь я-то не знал этого… Мое состояние было ужасно, мне даже казалось, что я заболел. Брачные узы священны, и я думал, что невольно способствовал их разрушению.
— О, прости, Шон. Я и подумать не могла. С ума сходила, не понимая, почему ты ушел так быстро. Словно в тебя вселился дьявол, который руководил твоими поступками. — Ее глаза наполнились болью воспоминаний. — И ты еще сказал напоследок: «Пустяки». Я думала…
— Не надо, дорогая. Это было прекрасно, — вздохнул он. — Как бы я хотел знать тогда то, что знаю сейчас. — Его пальцы снова коснулись ее волос. На этот раз он только провел рукой по всей их длине, боясь, что, если позволит себе большее, он не скажет того, что еще должен был сказать. — Злость овладела мной и перечеркнула те чувства, что ты пробудила во мне. И я обидел тебя, ведь так?
Ханна медленно опустила голову.
— Я ничего не могла понять. Ты был непредсказуем…
— Смятение чувств… — Он отклонился на спинку стула, слегка раскачиваясь на нем. — Ты можешь вообразить, что значит лечь в постель с абсолютно незнакомой женщиной? Узнать, что она замужем, и затем — одному Богу известно, как это случилось, — поддавшись искушению плоти, переспать с ней еще раз?
Она молча посмотрела на него.
— После второй ночи, которая, между прочим, была прекрасна, — заверил он ее, — я увидел семейные фотографии. Среди них была и твоя свадебная. И тогда я понял, что мужчина, который встречал тебя в то злосчастное утро, вовсе не твой муж, а брат или кузен. Я хотел остаться и тогда же объясниться с тобой. Но неожиданно наткнулся на полную коллекцию собственных записей и вот тогда окончательно потерял голову. Я был уверен, что ты просто шантажировала и завлекала меня…
— Шон! — воскликнула она, пытаясь остановить его.
— Извини, Ханна, но мне порой казалось, что ты играешь со мной, делаешь из меня посмешище.
— Я не знала, — откликнулась она.
— Я верю тебе.
— Что касается ребенка… Я не жду ничего и не собираюсь настаивать на признании отцовства, — быстро проговорила она. — Я просто считаю, что мужчина имеет право знать, что он скоро станет отцом.
— Я верю тебе, — повторил он негромко. Он был тронут ее словами, особенно потому, что слишком сильно ощущал свою вину. — Я знаю, ты не собиралась шантажировать меня. Однажды меня втянули в судебное разбирательство, где мне предстояло выдержать битву, чтобы отстоять свою репутацию. Тогда газеты кричали: «Шон Майклз отказывается от дитя любви!», «Ребенок, которого не хотят». Он не был моим, Ханна…
