— Давай выпьем шампанского. Вдвоем.
— Вдвоем?
— Я думаю, вряд ли кому-либо из присутствующих эта идея придется по душе. Кроме нас двоих. Ты так не считаешь?
— Пожалуй, ты прав. Давай выпьем.
Полупрозрачная пенящаяся жидкость медленно заполняла хрустальные бокалы, переливаясь сотней радужных искр и тут же образовывая мелкие воздушные пузырьки на стенках. Настя смотрела как завороженная, не в силах оторвать взгляда. Ее почему-то волновала эта картина — мелкие пузырьки на стенках хрустального фужера, лучи, сталкивающиеся и разбегающиеся в разные стороны множеством искрящихся линий, его глаза, его уверенные, сильные руки и то случайное прикосновение его губ…
Она тряхнула головой, откинув волосы назад, улыбнулась и подняла бокал.
— За знакомство! — Тост был банальным, но по крайней мере уместным.
— А знаешь, почему люди чокаются? — спросил он.
— Кажется, я что-то об этом слышала, только уже не помню что.
— Это древнейший обычай. Когда бокалы сталкиваются, жидкость переливается из одного в другой. По крайней мере несколько капель. А это значит, что ни в одном из бокалов нет яда. Что ни ты, ни я не желаем друг другу смерти. Люди чокаются — это значит, что они доверяют друг другу.
— Можешь быть уверен, я не собираюсь тебя отравить и вообще не желаю тебе смерти. Можешь мне доверять, — улыбнулась Настя.
— У тебя какая-то грустная улыбка, Настя.
Она промолчала в ответ. Сквозь громкие звуки музыки они не могли услышать, как зазвенели, столкнувшись, их бокалы, но оба увидели, что несколько капель шампанского и в самом деле попало из одного в другой.
— Пойдем танцевать, — предложил он спустя несколько минут, когда быстрая и ритмичная мелодия сменилась вдруг на медленную, мелодичную. Настя молча положила ладонь в его руку, и он потянул ее за собой.
Олег оказался потрясающим партнером. Он вел Настю так, что она даже не задумывалась над своими движениями, чувствуя себя легко и свободно, словно парила в воздухе. Оба молчали, и она слегка прикрыла глаза, ощущая его уверенные и сильные руки на своей талии. Аромат его одеколона был каким-то непривычным, незнакомым. Олег не прижимал ее к себе слишком сильно, но она вдруг почувствовала, что помимо своей воли сама тянется к нему, пытаясь дотронуться щекой до щеки, отстранилась, вскинула глаза. Олег смотрел, как обычно, слегка прищурившись, но на этот раз без усмешки. Последний рефрен уже затихал, танец подходил к концу.
— Настя… — шепнул он ей на ухо, — давай убежим отсюда?
А она в ответ только сжала его руку, в считанные доли секунды осознав, что сама давно уже только об этом и думает.
— Давай, — согласилась она без колебаний, — только незаметно.
Последнее Настино условие едва ли можно было отнести к категории трудновыполнимых. Сначала Олег, за ним и Настя тихонько прошмыгнули в коридор и вышли на лестничную площадку. Он уже стоял в наброшенной на плечи дубленке, держа в руках ее полушубок.
— Кажется, никто не заметил, — прошептала она.
Олег помог ей одеться и протянул руку:
— Побежали.
Он потянул ее за собой — быстро-быстро, и она едва успевала бежать за ним, перескакивая через две ступеньки, и смеялась.
Наконец оказавшись на улице, они остановились, чтобы отдышаться.
— Посмотри, как красиво, Настя. Это же просто сказка.
Она огляделась кругом и сразу поняла, что он прав. На самом деле, будь она ребенком — сразу же поверила бы в то, что оказалась в сказочном снежном королевстве.
— Деревья — как будто хрустальные, — ответила она, — правда?
Он не отвечал, и она медленно перевела на него взгляд.
— Да ты, оказывается, на меня смотришь, — улыбнулась Настя, — а я тебе — про деревья…
— У тебя глаза удивительного цвета. Никогда не видел таких глаз. И ресницы длинные. Ты красивая, Настя. Снежная Королева. Только у Снежной Королевы ледяное сердце.
— Боже, Олег, — она от души рассмеялась, — если ты хотел меня рассмешить, то ты этого добился. Снежная королева, ледяное сердце… Прошу тебя, не продолжай, мне же не пятнадцать лет. И даже не восемнадцать. Спасибо, конечно, за комплимент. Да вон же она, твоя машина! — Она вдруг увидела невдалеке огромный сугроб, из-под которого в свете фонарей печально выглядывали фары.
— Да ну ее ко всем чертям, эту машину! Пойдем пешком, прогуляемся. Может, зайдем по пути куда-нибудь, посидим.
— Нет, Олег. На сегодня достаточно. Не хочу больше нигде сидеть, лучше давай, на самом деле, пройдемся. На улице так замечательно.
Музыка, доносящаяся со второго этажа, из приоткрытой форточки Наташиной квартиры, внезапно стихла.
— Да говорю тебе, нет их! Смылись! — услышали они Костин бас. — Сейчас я их догоню, пока не поздно!
Настя и Олег посмотрели друг на друга.
— Бежим! — Он снова протянул ей руку, и они побежали. Снег скрипел под ногами, приминаясь и четко вырисовывая предательские следы их побега. До ближайшего бастиона, роль которого мог сыграть только находящийся метрах в пятидесяти от подъезда гараж, они добежали, наверное, меньше чем за минуту. Настя спотыкалась, изо всей силы вцепившись в ладонь Олега и понимая, что если отпустит, то тут же упадет и провалится в сугроб.
— Иди сюда. — Он крепко прижал ее к себе, обхватил двумя руками, почувствовав, как после быстрого бега бьется ее сердце. — Тише. Молчи, иначе нас обнаружат.
И после этих слов взял в ладони ее лицо, поднял его к себе, на секунду заглянул в глаза и принялся целовать. А Настя только откинула голову, сразу поняв, что и сама уже давно этого хочет.
* * *
— Не уходи, — прошептала она, когда их руки наконец разомкнулись, — останься.
Они стояли возле Настиного подъезда уже целый час, почти не разговаривая, прерывая поцелуи лишь редкими короткими фразами.
— Олег, ты как ребенок. — Она отстранилась. — Ну где это видано, чтобы взрослые люди столько времени целовались возле подъезда? Пойдем, слышишь? Пойдем ко мне.
— Ты правда этого хочешь? — Он смотрел серьезно, и его серые глаза казались почти прозрачными в тусклом и неживом свете фонаря.
Она ничего не ответила. Знал бы он, сколько времени у нее не было мужчины, сколько ночей она провела одна. Год, два года, а может быть, три? Во время беременности она сама берегла себя, боясь повредить ребенку, а потом, когда родился Никитка, ей и вовсе стало не до этого. Игорь приходил уставший, опустошенный. Он как будто и не замечал ее вовсе, лишь изредка обнимал, целовал в макушку. Они спали вместе, но это ничего не меняло. В последние месяцы Насте уже начинало казаться, что у него есть другая женщина. Она страдала от этой мысли, мучилась еще сильнее от того, что не в силах ничего с этим сделать. На ее робкие ласки он не отвечал, отворачивался к стене и сразу же засыпал, а она после этого долго еще гладила спящего мужа по спине, нежно проводила руками по плечам, засыпая со слезами на глазах. Потом Никитка начал все чаще просыпаться ночью, плач его стал громким, и Игорь перебрался на кухню, потому что плач ребенка не давал ему спать. Вечером, сидя перед зеркалом в спальне, Настя лихорадочно сбрасывала на пол шелковый халат, заслышав его шаги, и оставалась в одном нижнем белье, с распущенными по плечам волосами, чистая, с прохладной кожей — она так ждала, так хотела его… Но он словно и не замечал ее, как обычно, целовал в подставленную щеку, желал спокойной ночи и уходил на кухню. Настя слушала скрип раскладушки и глотала слезы. Иногда она приходила к нему ночью, пытаясь разбудить поцелуями, но он ничего не чувствовал — спал, как убитый. Она уходила, поправляла одеяло в кроватке спящего Никиты и проваливалась в беспокойный сон.
