– Что?
– Я не хочу больше прыгать, Илия.
Перед глазами снова плывут рисунки Кузы. Отчаянные, безнадежные.
– Не хочу больше быть высшей. Пожалуйста. Дай мне шанс.
– Шанс?! – он истерично смеется.
– Черт! Разве я много прошу?!
– Да ты даже не понимаешь, о чем просишь!
– Значит, больше не хочешь меня?
– Да причем тут это?! Причем тут я? Как ты не поймешь, Молли? Дело в тебе!
– Я знаю.
– Ничего ты не знаешь!
– Пожалуйста. Я же ни о чем еще тебя не просила, – она подходит к нему, сдерживая дрожь. – Не отталкивай меня.
– Да ты сама всех отталкиваешь, – говорит Илия, но злость пропадает.
– Так помоги мне. Совсем немного.
– Как?!
– Твой знакомый. Доктор Кусум.
– Ты не сумасшедшая!
– Я говорю не о лечении.
– Таблетки?
– Совсем немного. Только чтобы снять эту чертову боль, – она пытливо вглядывается ему в глаза. – Пожалуйста. Я правда больше не хочу этого. Не хочу стать Кузой. Не хочу повторить ее судьбу. Дай мне шанс. Всего один шанс.
Илия молчит. Это ожидание тянется, кажется, целую вечность.
– Я возьму с собой Эш.
– Я понимаю.
– Без тебя. Ты будешь ждать нас здесь.
– Ждать? – Молли пытается вспомнить потраченное на дорогу время. – Я не смогу.
– Придется.
– Ты не понимаешь, – она нервно заламывает руки. – Если я останусь одна. Если… Я не дождусь тебя. Я не вынесу этого. Пожалуйста. Я буду молчать. Эш ничего не поймет.
– Нет.
– Тогда оставь ее в доме. Закрой двери и…
– Молли.
– Не оставляй меня!
– Первый и последний раз, – сдается Илия.
– Спасибо.
– Иди в ялик и жди меня.
– Спасибо, – она идет по цветочной поляне, глядя себе под ноги. – Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо…
Глава сорок восьмая
Чистое, безоблачное небо за окнами ялика.
– Тебе лучше? – спрашивает Илия.
– Немного, – Молли лежит на заднем сиденье, вглядываясь сквозь панорамную крышу в голубую даль.
– Может быть, тогда и не стоит ехать в город?
– Это ненадолго, – Молли шмыгает носом. – Ты просто не знаешь, на что это похоже. Не знаешь, что это.
– И давно?
– Года три.
– После центрального парка?
– Почти.
– Из-за отца?
– Из-за всего, – Молли закрывает глаза. – Сначала рухнули надежды. Потом ушел Дорин. Ушел сразу, как только газеты линчевали меня за созданное. Отец умер, так и не ответив ни на одно мое послание. Может быть, нужно было встретиться с ним, но я не смогла. Ждала и ждала, когда все образуется, откладывала, а потом позвонил Кауфман и сказал, что отца больше нет. Хак пытался помочь мне. Поддержать. Но знаешь, иногда можно сказать тысячу слов, ни одно из которых так и не окажется нужным. И это не его вина. Просто я, наверное, не хотела его слушать. Ходила по улицам и вспоминала Дорина. Думала о нем. Надеялась, что он узнает. Придет. Мне казалось, что ему не нужны будут слова. Просто его присутствие. Просто осознание, что он где-то рядом. Со мной. Как раньше. Обнимает меня. Целует. Вытирает слезы с моих щек. Не жалеет меня, а просто… Просто… Глупо, наверное. Никто не верит в этом городе в любовь. Никто не верит, что люди могут подходить друг другу, дополнять друг друга, нуждаться друг в друге. Словно левая рука, которая моет правую, и наоборот. Никто ведь не думает об этом, пока не потеряет эту руку. Никто. Даже я. Знала, но не верила. Даже мои родители. Когда была жива мать. А глаза не врут. Я думала, что не врут. Бежала к Дорину и боялась своих чувств. Вспоминала его и не верила тому, что помню. «Мы – то, что вокруг нас», – так говорил отец, приучая меня ценить старые книги и чтить высших. И я пыталась, но потом Гликен убедил меня, что это не так. Показал мне. «Ты можешь быть одной из нас», – сказал он, и я почему-то поверила ему. Не сразу. После Кузы и Кауфмана. После того, как оказалась в этом городе. Узнала его. Приняла правила города. Стала его частью. Хотя, может быть, всегда и была. Просто жила не здесь. Даже Хак, – Молли улыбается, не открывая глаз. – С Хаком было тихо и спокойно. Если бы не Дорин, то я бы, наверное, никогда не решилась отпустить его. Как старые книги в библиотеке, которые хранил отец. Никто уже не читал их, но никто не решился бы выбросить. Такие устаревшие. Такие далекие от действительности. Они ничего не знают. Не хотят знать. Вино, сигареты с марихуаной. Хак никогда бы не стал частью этой жизни и никогда бы не понял, что я уже давно ее часть. Я смотрела ему в глаза и ненавидела себя за то, что обманываю его снова и снова. Словно ребенок, которого ты можешь предать, но не можешь бросить. Твой ребенок. К которому можно прижаться, горюя о чем-то. Но которому никогда не сможешь объяснить причину своих печалей. Даже если он вырастет. Неважно. Он все равно останется твоим ребенком. Поэтому я искала Дорина. Обижалась за то, что он ушел, но искала. Искала, пока не умер отец. После что-то сломалось. «Ты же умная девочка, – сказала Куза. – Сама понимаешь, что любовь – это миф». Тогда и появился перкодан. В отчаянии и боли. Не ради будущего, а ради того, чтобы сбежать от прошлого, в котором осталось все, во что я верила. Все, что любила. А здесь… Здесь уже ничего не было.
Глава сорок девятая
Молли стоит в кабинете доктора Кусума и слушает оживленные голоса за дверью.
– Он даст мне перкодан? – спрашивает она Илию.
– Не знаю, – он устало закрывает руками глаза. Слышит, как щелкают электронные замки. – Что это? – дергает дверную ручку. – Нас что, заперли? – оборачивается. Смотрит на Молли.
Она пожимает плечами.
– Эй! – Илия стучит в дверь. – Ну и в историю ты меня втянула!
– Может, он ушел за таблетками?
– За таблетками? – он снова оборачивается. – Но закрывать-то нас зачем?!
– Не знаю, – Молли чувствует, как кровь из прокушенных губ начинает заполнять рот. – Думаешь, он оставит нас здесь на ночь?
– На ночь?! – Илия вздрагивает. – Эш!
– Что?
– Не ты. Моя дочь, – он снова стучит в дверь. – Эй! Я не могу остаться. У меня ребенок один! Кто-нибудь! – его крики пугают Молли. Провести здесь ночь. Целую ночь.
– Эй! – она бросается к двери. Стучит в нее вместе с Илией. – Выпустите нас отсюда! Слышите?! Мне в туалет надо! Черт! Кто-нибудь!
От ударов начинает болеть ладонь.
– Да что же… – Илия вздрагивает.
