– Эндрю? – недоверчиво спрашиваю я.
– Сначала открой, – говорит он. – Честное слово, я старался. – Он поднимает руки.
Меня по-прежнему настораживает его искренность. Поднимаю крышку. Внутри лежит кулон с крупным бриллиантом. Я вскрикиваю, затем щурюсь на Эндрю:
– Эндрю, честное слово… – Снова смотрю на кулон. Мне становится стыдно даже за то, что я держу в руках столь дорогую штуку. – Ты же на это вытряхнул…
– Клянусь тебе, он совсем недорогой, – отвечает Эндрю, ослепительно улыбаясь.
– Недорогой – это сколько? – спрашиваю я, скептически покусывая губу.
– Около двадцати пяти баксов. Всего-то. Вот те крест.
Он действительно крестится! Потом достает из футляра кулон и смотрит, как он раскачивается на цепочке.
– Тебе нравится? – спрашивает он, вставая у меня за спиной.
Я инстинктивно начинаю приглаживать растрепанные волосы. Эндрю застегивает цепочку у меня на шее.
– Эндрю, он восхитительный. Мне он не просто нравится. Я уже влюбилась в него.
Я дотрагиваюсь до сверкающего кулона, а потом стремительно поворачиваюсь, встаю на цыпочки и крепко целую Эндрю.
Вообще-то, такие штучки стоят изрядных денег. Скорее всего, ему попалась удачная имитация.
– Спасибо, малыш, – говорю я и улыбаюсь во весь рот.
– Давай куда-нибудь выберемся. – Он вдруг хлопает меня по заду. – Меня уже тошнит от сидения в четырех стенах. От холодной погоды. Жаль, нельзя залечь в спячку.
– Я бы тоже не отказалась залечь. Чем сегодня займемся? – спрашиваю я, доставая из сумки чистую одежду.
– Пока не знаю. Чем угодно. Только оденься потеплее.
Об этом он мог бы и не просить. Даже то, что мы двигаемся все южнее, в последние дни нас не очень-то согревает. Мы оба мечтаем о весне и лете. Эти мечты стали основной темой наших разговоров. Я недовольна тем, что нельзя высунуть босые ноги в автомобильное окошко. Высунуть, конечно, можно, но и пятки отморозишь, и холодного воздуха в салон напустишь. Эндрю достает невозможность заночевать где-нибудь в поле, под звездами. Я об этом помалкиваю, чтобы не бередить его душу. Честно говоря, меня не привлекает ночевка под звездами. Вообще никак. Особенно после того, как мы однажды попробовали. Мне вполне достаточно гостиничных кроватей. По крайней мере, между простынями не прячутся змеи!
Зима – депрессивное время года. Наверное, потому на Аляске такой высокий процент самоубийств. Сам по себе штат очень красивый, но я скорее предпочту изнуряющую жару пустыни где-нибудь на юге.
Новорожденным положено быть в тепле. Я надеваю теплое пальто, шарф, перчатки. И все равно мне до жути холодно.
* * *
Эндрю умеет сделать зиму жаркой. Я всегда считала, что парни в маленьких шапочках выглядят сексуально, но Эндрю в своей дизайнерской черной куртке, вязаной шапочке, темно-сером свитере, темных джинсах и ботинках «Док Мартенс» выглядит так, словно он и является подарком на мой день рождения. Я улыбаюсь, думая об этом. Взявшись за руки, мы вместе с небольшой группой экскурсантов спешим к зданию маяка. Всем хочется поскорее попасть внутрь, где тепло. Три девицы (такие же туристы, как мы) глазеют на Эндрю, разинув рты. Девицы постоянно на него заглядываются, пора бы мне привыкнуть. Я тайно злорадствую. А кто бы не злорадствовал на моем месте? Эндрю – настоящий секс-символ. Недаром одно время он работал в модельном бизнесе. Он не любит об этом говорить. Я часто поддразниваю его модельным прошлым. Мне нравится смотреть, как Эндрю морщится и дергается. Он стал реже бриться. Его подбородок украшает щетина, которая тоже смотрится очень сексуально.
По винтовой лестнице мы взбираемся на самый верх. Там оборудована небольшая смотровая площадка. Изучаем окрестности. Хоть какое-то занятие. Мы в машине устроили что-то вроде игры: ездим по городу, выбираем понравившееся место и идем смотреть. Но в холодные месяцы это не так интересно, как летом. Мы сплетаем руки и прижимаемся друг к другу. Иначе нельзя. Ветер так и свищет. На высоте он еще холоднее. Думаю, мои нос и щеки уже покраснели.
– С меня хватит! – почти хором произносим мы через пять минут.
Почти бегом возвращаемся к машине.
– Может, сходим в кино? – предлагает Эндрю. – Хорошо, помню… мы впали в спячку.
Мы долго сидим и решаем, чем заняться дальше.
– Давай просто покатаемся, – предлагаю я, устав ждать.
– А может, вообще поедем дальше?
– Если хочешь, – пожимаю плечами я.
И тут я замечаю щит со странной надписью: «Ловите „блох“ на нашем блошином рынке! У нас полным-полно старых и старинных вещей».
– Займемся шопингом, – предлагаю я.
– Шопингом? – кисло переспрашивает Эндрю.
Киваю в сторону щита:
– Я же не зову тебя в гипермаркет. На блошиных рынках иногда попадаются редкие вещицы.
Лицо Эндрю по-прежнему непроницаемо. Думаю, он сейчас прикидывает, что лучше: вылезать на холод и болтаться по блошиному рынку или сидеть в теплой машине, погрузившись в тупое безделье.
Впрочем, у него нет выбора. Сегодня – мой день. Эндрю подкатывает к стоянке. Мы вылезаем и идем к прилавкам и лоткам блошиного рынка. Чего тут только нет! Куча старых шляп, которые сейчас смотрятся довольно глупо. Старинный набор инструментов для дантистов (меня передергивает), сделанные вручную пледы и одеяла. Видеокассеты эпохи пленочных видеомагнитофонов. Эндрю равнодушно скользит глазами по прилавкам, пока не замечает деревянный ящик с виниловыми пластинками.
– Как давно я не держал в руках пластинку с записями «Лед Зеппелин», – говорит он, доставая ее из общего развала.
Конверт пластинки весь мятый и выцветший. Скорее всего, она лет тридцать провалялась на чердаке. Но Эндрю держит пластинку так, словно перед ним – раритет, хранившийся в сейфе и ничуть не потерявший первоначального вида.
– Ты никак собираешься ее купить?
– А почему бы нет? – вопросом отвечает он, не глядя на меня.
– Потому что это не диск, а пластинка!
– Но это не просто пластинка, – возражает Эндрю, мельком глянув на меня. – На ней записаны песни «Лед Зеппелин».
– И что из этого?
Он не отвечает.
– Эндрю, на чем ты собираешься ее слушать? – продолжаю я.
Он зачарованно разглядывает пластинку, потом говорит:
– Я бы и не стал ее слушать.
– В таком случае зачем ее покупать? – спрашиваю я и отвечаю за него, добавив к словам порцию сарказма: – Понимаю: страсть коллекционера. Можно прикрепить пластинку прямо к заднему сиденью. – Я усмехаюсь.
– Зачем же к заднему? Туда я бы пересадил тебя, а пластинку бы прикрепил к пассажирскому.
Такого ответа я не ждала.
