* * *
Двое шли по пыльной дороге к городу. Дорога была пуста, сопровождающих они не взяли. Да и города никакого в конце не предвиделось — так, логово зверя.
Парис шагал весело.
Ба-Кхенну-ф устал, на ходу мучительно думал и потому отставал.
Он сомневался. Решение взять Париса с собой пришло в какой-то дурацкий миг, в час помутнения разума, но он осуществил его, и вот — они шли вместе по пыльной дороге.
Что он станет делать, когда они дойдут? Корабли сушат бока на берегу. Привет вам, басилевсы Тиндарей и Менелай, отец и муж. Путники просят гостеприимства.
Если Парис увидит Елену, ту, спартанскую, тогда все пропало. Зачем же Ба позвал его?
Еще на корабле он перебирал в голове возможные продолжения. Передать свою Елену Парису прямо на берегу или даже оставить Париса на острове, привезти ее к нему, а уже затем просить гостеприимства в Спарте и решать дело с женой младшего Атридеса. Так было бы разумнее всего. Однако Ба не мог смириться с мыслью, что свою девушку он Парису отдаст, а Елену по какой-то причине украсть все-таки не удастся. Для чего в таком случае дарить троянцу лучшее?!.. Сначала надо убедиться, что в Спарте задуманное свершится.
Он предполагал отправиться к басилевсу в одиночку и там увидеть, как повернется с Еленой. Но в доме басилевса должен побывать сын Приама. Через время, когда сила морских разбойников, возглавляемых данами, прибудет к стенам Трои-Велуссы, у Атридесов не может присутствовать и тени сомнения, что в доме Менелая был именно Парис. Назваться его именем несложно. Но надежности нет… Прежде Ба рассчитывал подменить и Елену перед Парисом, и Париса — собой — перед Менелаем. Но в последний миг он позвал троянца.
Со слугами Атона план воплощался более предсказуемо. А тут… Тут придется вспомнить пирамиду Хуфу. Ба-Кхенну-ф бросил думать и остаток пути собирал себя в знак чистого действия — анкх.
Иди, побеждай… вернуться, когда она выросла до небес… Проиграть, забравшись в самую глотку к народам моря… Если ты позволишь себе ошибиться, дальше дни потянутся хуже смерти.
Он закрыл глаза, призвал волю, напор, удачу — есть ли что-нибудь из этого? — открыл глаза. Сын Приама шагал впереди.
Вдали показалось строение, длинное и приземистое.
— Привет басилевсам Менелаю и Тиндарею. Путник благородного происхождения просит гостеприимства.
Страж ворот свистнул, рядом с ним возникли еще двое. Все они смотрели на благородных путников одинаково неприветливо.
— Кто такие? — спросил наконец страж ворот, медленно и тяжело оглядев сперва Ба, потом Париса.
— Странствующий по свету царевич Парис, сын правителя царства Трои и Илиона премудрого Приама.
Парис молчал, говорил Ба-Кхенну-ф. С характерным хеттским придыханием.
Страж обернулся, они о чем-то поворчали друг с другом.
— Басилевс Менелай гуляет, — произнес страж.
— Где гуляет? — не понял Ба.
— В южных морях.
Ба и Парис переглянулись.
— Мы просим гостеприимства у дома басилевса. Мы много слышали о данах. И о доме Атридесов.
Страж опять обернулся. Один из трех не торопясь побрел в глубину двора от ворот.
— Он спросит, — сказал страж.
Ба и Парис отошли на несколько шагов.
— Не самое доброе место, — произнес царевич.
— Троя приветливей, — согласился Ба.
Он проверил свой пояс: там по-прежнему ждали умелого хозяина маленькие мешочки с травой забвения, и с травой ликования, и с травой сна, и с травой мужской силы. Это было его оружие.
Ба взглянул на Париса. Парис не знал, кому принадлежит женщина, которую якобы обещала ему Афродита. А может быть, знал. Может быть, сестра ему рассказала и наговорила сверху на три слоя дырявых шкур. Прекраснейшая из женщин заключена в этом доме — вот что знал наверняка царский сын Парис.
Он не должен успеть ее увидеть — вот что знал точно Ба-Кхенну-ф.
Ба перевел взгляд на стражей. Если они свистнут, сзывая подмогу, неторопливо подойдут и без лишних слов забьют путников дубинами, он, пожалуй, не очень удивится.
— Входите.
Это вернулся страж, который ходил к хозяину. Назвать место, где они находились, городом ли, крепостью ли было невозможно. Просто дом, большой и некрасивый, как приличествует дикарям. Первобытный дом имел имя — Спарта.
Они шли, и провожатый наставлял:
— С басилевсом говорите почтительно. На вопросы отвечайте правдиво. Оружие оставите мне.
— Басилевс нас боится? — не выдержал Парис.
Страж даже не взглянул на него.
— Таков закон.
Потом они долго сидели в пустом зале.
— Неужели здесь может быть что-то красивое? — спросил Парис после долгого молчаливого ожидания.
Наконец к ним вышел человек возраста Рамзеса. Борода его начинала седеть. С некоторых пор всех людей старше себя Ба сравнивал с Рамзесом Великим. Пока что Великий Дом выиграл все сравнения.
— Кто из вас сын царя?
— Я, — сказал Парис.
— Какой страной правит твой отец?
— Троей и Илионом.
— А-а… Это тот город, который некогда взял Геракл.
— Меня тогда еще не было, — сказал Парис.
— Конечно. Ты молод.
— Если бы я уже был, Геракл не взял бы город.
— Ты самонадеян. Геракл был велик, ему ничто не могло противиться. И я тоже. — Он помолчал. — Меня зовут Тиндарей, я басилевс Спарты.
Вошел слуга. Началась трапеза.
В горшках подали похлебку. Ба-Кхенну-ф попробовал и понял, что сила воли уже не понадобится когда-то после. Вся сила воли нужна сейчас, иначе он это кушанье не осилит и хозяин дома будет оскорблен.
Вино принесли, изрядно разбавленное водой. Впоследствии Ба-Кхенну-ф узнал, что даны вообще не пьют неразбавленное вино, но тогда первый глоток его удивил.
— О Тиндарей, мы много слышали о редкой красоте твоих дочерей, — произнес Ба заготовленную заранее фразу.
— Конечно, они красивы. Будь по-другому, их не взяли бы в жены лучшие мужи Ахайи.
— Муж Елены — Менелай, — сказал Ба. — А второй?
— Муж Клитемнестры — сам Агамемнон, глава Атридесов. Она живет с ним в Микенах. Две сестры — два брата, все достойны друг друга!
— А можно увидеть твою дочь Елену? — вдруг спросил Парис.
— Жена не выходит к незнакомцам, когда мужа нет дома.
И едва Ба услыхал ответ, у него отлегло от сердца. Он даже не сумел сдержать улыбку радости.
— Напрасно улыбаешься, странник. Мы, народ данов, соблюдаем обычаи.
