Люблю тебя, — шепчу на репите. Непослушный язык не способен сейчас произнести другие слова. — Люблю тебя… люблю тебя…
Лия поднимает заплаканное лицо, и я не медля больше, приникаю к её губам. Они соленые от слез и сладкие от наших чувств. Пью её боль, забирая себе.
Сминаю губы, ласкаю язычок. Жадно, глубоко.
Словно не целовал целую вечность. Но так и есть. В той, прошлой жизни…
По часам прошли минуты, по ощущениям же несколько тысячелетий пронеслась.
— Ты… ты простила меня?
Нахожу силы оторваться и задать главный вопрос.
— Нет.
Она качает головой, и я вижу наглую ухмылку боли. Она возвращается, не собираясь так быстро оставлять свою жертву.
— Мне не за что тебя прощать, Тём. Ты сам должен простить или не простить себя. А я… я попытаюсь тебя понять. Дедушка сказал, что надо уметь принимать правду и быть счастливой. А без тебя… без тебя я не смогу… только… только никогда больше не обманывай меня…
Лия шепчет, всхлипывая и прерываясь на дыхание… а я каждое её слово вношу в память и высекаю на своём сердце. Слова моей клятвы этой маленькой, но такой мудрой и сильной девочке.
— Обещаю тебе. Клянусь.
— Не…
— Именно клянусь, малышка. Сейчас я уверен в своих словах как никогда.
Снова целую, но сейчас нежно, тягуче. Наши губы встречаются, лаская друг друга. Боль ушла, осталась чистая и искренняя любовь. Та самая, которая дарит крылья, помогает взлететь, парить…
И горе тому, кто предаст эту любовь. Она не прощает ошибок. Бросает с высоты наземь, разбивая на мелкие осколки.
20.
Лия.
— Вижу, моё присутствие уже необязательно?
Как черт из табакерки, из-за машины появляется Фёдоров. Я успела забыть, что Тёма позвал его.
Артём говорил, а во мне росло и крепло чувство неправильности происходящего. Мы не сможем порознь. Я видела это в его глазах. Чувствовала сердцем.
«Будь счастливой»…
Как ею быть без него? Как жить дальше без теплых и надежных объятий, без губ, уносящих в долину неги и любви? Как? Научите! Расскажите…
Полностью не осознав, что творю, делаю шаг, прячась от всего мира в любимых руках. Я просто не смогу.
Приму правду, смирюсь с ней. Забуду. Но жить без него не смогу.
Нас пригревает солнышко, привязывая друг к другу невидимыми солнечными нитями. Тонкими, но крепкими. Не разорвать.
Широкие ладони гладят спину, вжимая в горячее крепкое тело. Жарко. Но нас обоих трясёт на эмоциях.
Парни о чём-то переговариваются вполголоса, а я стою, вдыхая аромат свежести и уверенности. Так пахнет моя любовь. Напитываюсь им, впуская в кровь силу, которую он мне дарит.
Вдох—выдох.
Чуть отстраняюсь. Хочу подойти к сумке, чтобы достать телефон и набрать дедушку. Я не задержалась надолго, он знает мою привычку погулять или зависнуть с альбомом. Но каждый раз переживает за меня.
Кладу ладошку на грудь, отчетливо ощущая, как колотится сердце Тёмы.
— Ты куда?
Испуганные глаза бегают по моему лицу.
Не отпустит. Чувствую это по смыкающимся на талии рукам, по напрягшимся мышцам.
— Тёмик, мне надо позвонить домой. Предупредить.
Улыбаюсь, стараясь смягчить слова. Мы слишком сильный всплеск эмоций сейчас пережили, чтобы адекватно реагировать.
Не размыкая рук, шагаем к брошенному рюкзаку. Артём поднимает его, буквально поставив меня на мостик. Я не знаю, как мы сможем оторваться друг от друга, когда наступит эта необходимость. Вытаскиваю телефон и дрожащим пальцами жму вызов. Дедуля отвечает сразу. Говорю, что со мной всё в порядке, что я задержусь и что… что меня проводит Артём. По голосу слышу дедушкину улыбку, и на секунду прикрыв глаза, представляю родное лицо и лучики морщинок у глаз. Если бы не тот разговор и не те два слова… Не знаю, смогла бы я принять решение. Не знаю.
Тёма слышит наш разговор, и я вижу его слегка нахмуренные брови. Интуитивно понимаю, о чём он думает. Быть может, позже я расскажу ему свою историю. Но точно не сейчас. Я не стесняюсь, нет. Я не хочу жалости. Она не поддерживает, как говорят многие. Она унижает. А я хочу быть счастливой без примеси этих сочувствующих и разрушающих всё внутри взглядов.
— Голубки, смотреть на вас, конечно, удовольствие. Но у меня дела. А ты бы поторопился, боец, а то пропустишь тренировку, и Палыч тебя за бубенчики подвесит.
Тёма смеётся, а я любуюсь его открытой улыбкой, посветлевшим лицом и глазами, которые словно заново включили. Потухший отчаянный взгляд стоящего у машины парня долго ещё будет преследовать меня в кошмарах. Я ведь чуть было всё сама не сломала… Как это страшно — принимать решения, влияющие на жизнь и будущее.
Ребята прощаются, и Костя отбывает, подмигнув на прощание.
— У тебя хороший друг, — говорю Тёме, по—прежнему нежась в его объятиях.
Можно, пожалуйста, остановить время и немного продлить наше единение? Немножечно… Ну пожалуйста!
— Лучший.
— А Богдан?
— И Богдан. Но если Дан без царя в голове и отшучивается, то Костян сама серьезность.
— Я заметила.
— И он тебя. — Вопросительно поднимаю бровь. — Ну в смысле, он первым заметил мои чувства к тебе. Я сам еще не успел сформулировать, а он уже знал.
— Почему не мог сформулировать?
— Не знаю. — Пожимает плечами. — Наверное, боялся признаться в своей слабости.
— В слабости? Разве я твоя… слабость?
— Я так думал. Думал, что любовь делает беспомощным. Может быть, в чём—то так и есть. Но на самом деле любовь делает сильнее. Я для тебя готов горы свернуть.
— Тём, мне горы не нужны. Ты… просто будь рядом, ладно?
Вместо ответа парень наклоняется и целует. Так нежно, с такой любовью, что сердце замирает на мгновение, а в уголках глаз выступают слёзы. Слёзы облегчения, слёзы радости. Оказывается, от счастья тоже плачут.
— Поедешь со мной?
— Конечно. Я уже предупредила, — запинаюсь на секунду, — дома.
— У нас будет минут пятнадцать. Не хочешь перекусить?
— Нет. Я не голодна.
Артём усаживает меня на сиденье, закинув мой рюкзак назад. Хорошо, что парковка перед лицеем и вход в парк граничат между собой. Иначе мы могли потерять время, пока ходили бы туда—сюда.
Уверенным движением парень выворачивает руль, а я зависаю на его руках. Мы практически ровесники, но он уже
