class="p1">Зачем он так поступил? Боялся потерять? — Так, кажется, он ответил. А сейчас? Разве сейчас он не теряет меня?
И снова сомнения…
Я видела чат. Я видела написанное им. Для человека с характером Артёма признать поражение — сложный шаг. И он сделал его.
— Что делать? Быть счастливой.
— Лиечка, девочка моя родная, послушай мудрого человека. Самое сложное всегда можно сказать простыми словами. Как правило, эти слова и есть правда.
Мой мудрый дедушка. Родной человек. Слова, сказанные недавно, звучат на повторе. Я уже знаю, какое решение приму.
Разворачиваюсь и решительно иду к машине. Артём стоит, облокотившись на капот, и смотрит в мою сторону. Чем ближе подхожу, тем отчётливее вижу, что в его взгляде отчаяние и боль. Это те эфемерные величины, которые нельзя потрогать и увидеть. И, тем не мене, я практически осязаю их. Наверное, у влюблённых своя координатная плоскость, в которой возможно невозможное.
Хочу видеть его глаза, когда задам один вопрос. Я пойму, надеюсь, играет он или искренен. Но я теряюсь и не знаю, как сформулировать то, что хочу узнать. Подхожу ближе и задираю голову.
— Почему?
Шепчу, прекрасно осознавая, что тупее слова выбрать не могла. Однако Тёма умудряется понять его. Мы смотрим друг на друга и молчим. Наконец парень нарушает молчание.
— Я тебя люблю. Это всё, что ты должна знать. Если не простишь, я пойму. Я, наверное, сам бы не простил такое. Знаю, что виноват. И… Сейчас Костя приедет и отвезет тебя.
Глотаю вставший в горле комок. Артём отводит глаза и смотрит теперь за меня.
— Если тебе понадобится помощь или поддержка, просто позови. Я понимаю, что разрушил сам. Не оправдал и не сдержал слова. Я… — В глазах парня странный блеск и он часто моргает, прежде, чем продолжить. — Я подожду с тобой Костяна, и потом уеду. Не переживай, больше ты не заметишь моего присутствия.
По щеке скатывается первая слезинка, а в груди жжет. Тёма подается ко мне, тянет руку, чтобы стереть соленую каплю, но я отступаю на шаг назад.
— Нет. Не надо.
Узнать правду — полбеды. Заставить себя принять то, что дальше придется с этой правдой жить, намного сложнее. В определенных ситуациях правда приносит понимание, что уже никогда не будет как прежде.
19.2.
Артём.
С каждым новым словом я вбивал еще один гвоздь… В крышку гроба? О нет, это было бы слишком просто. Я вбивал их в свою плоть, физически ощущая, как кровоточат раны, и расползается боль.
Я видел, что Лия отдаляется от меня, но продолжал и продолжал говорить.
Ей тоже больно.
И это моя вина.
Малодушно защелкнул замки, увидев, как Лия хочет выйти. Иллюзия того, что мы вместе в одном пространстве. Один обман. И то, что сотворил я, тоже обман.
Не простит.
Малышка ушла вперед, запретив приближаться к ней. Малышка… есть ли у меня право теперь так её называть?
В кармане вибрирует телефон. Костя.
Не хочу ни с кем говорить. Но… Девочку надо отвезти домой. Вряд ли она сядет со мной в машину, даже если я забью на треню.
— Да. — Голос звучит глухо и безэмоционально. Всего две буквы. Сухо и безжизненно,
Но Костяну этого хватает
— Я правильно понимаю, рассказал?
— Да.
— И?
— Всё, Кость. Отвези её домой. Мы в парке.
Силы говорить закончились. Раз и нет. Скелет вдруг стал слишком тяжелым и неустойчивым.
— Ты правильно сделал, Мирон. Потом было бы хуже.
Потом… нет у нас теперь этого волшебного «потом». Есть лишь безнадёжное «вчера»
За несколько дней прирос к ней. Приклеился намертво. И как жить без неё? Не знаю.
Хочется догнать, встряхнуть, крикнуть, что люблю. Что рассказал сам, что мучаюсь.
Но это чересчур эгоистично. Как бы хреново сейчас мне не было, ей хуже. Я предал, я. Не удержал…
На сиденье лежит рисунок, законченный несколько минут назад. Несколько минут, разделивших нашу жизнь. Разделивших «мы» на «она» и «я». Такое жизнеутверждающее теплое слово «вместе». И такое страшное «больше не»…
У меня нет прав просить простить. Такое не прощается и всё же… Лия подходит ко мне и задает один-единственный вопрос. Почему?
Шесть букв, но я понимаю, что в них вложено. Понимаю и… молчу…
Не знаю, что сказать. Оправданий нет.
Нарушаю затянувшееся молчание и говорю, что люблю. Что уйду, лишь бы не напоминать. Мне правда наплевать на своё будущее. Отправив Лию с Костей я собираюсь вернуться в лицей и забрать документы. Это будет меньшим наказанием собственной трусости и подлости.
Прости, пап. Твоих ожиданий и надежд я тоже не оправдал.
Глаза жжет, и я часто смаргиваю, чтобы сделать изображение четким. Хочу запомнить свою любимую, впитать каждую черточку, каждый жест.
Свою… нет, больше не свою…
Сердце бьется с перебоями, когда вижу прозрачную дорожку на щеках девочки. Неосознанно подаюсь вперед. Стереть слезинку, ещё раз коснуться. Последний раз.
Говорят страшно уснуть и не проснуться. Чушь! Страшно понимать, что человек, который в твоем сердце, рядом последний раз. Страшно не иметь возможности дотронуться, страшно не успеть сказать главное…
Лия делает шаг назад и шепчет: — Нет. Не надо.
«Не надо» оглушает. Убивает надежду, которой и не было, по сути.
Ноги не держат, и я некрасиво подпираю бок тачки.
Смотрю за спину златовласки. Всё те же деревья, то же небо, те же облака. Еще час назад этот пейзаж казался мне волшебным. Сейчас же я вижу безликую серость. Лия не просто сложила карандаши в сумку, она забрала все краски из жизни. Но опять же винить в случившемся могу только себя.
— Не так…
Поворачиваю голову и не понимаю, о чем она говорит. Лицо мокрое от влаги, губы припухли, а в глазах видны сеточки сосудов. Она плачет тихо, но душа её кричит. Я слышу этот крик. Моя также стонет от боли.
Невыносимо.
— Не так.
Лия повторяет и… бросив сумку на землю, вдруг делает шаг навстречу, обнимая за талию и утыкаясь в грудь.
Сердце пропускает удар и набирает обороты, разгоняясь за миллисекунды до самых высоких скоростей.
Дрожащими руками прижимаю к себе малышку, и её прорывает. Плач становится громким и жалобным, а меня рвёт на части.
Задыхаюсь от её запаха. Пытаюсь надышаться впрок, запомнить, вобрать как можно глубже.
—
