— Ребенок твой, что ли?
— Сережка — сынок мой…
— А вот в домовой книге указано, что живешь ты одна и мужа у тебя не имеется, — Решетов насупил брови и вперил глаза в веснушчатое лицо Александры. — Это как понимать?
— Незаконный он… — забубнила она, опустив глаза. — От конторщика прижила… Который тута в банке служил…
— Голову мне не морочь, — отрезал уполномоченный. — Ты сама сказала, что с шестнадцатого года здесь при господах, и в домовой книге запись от марта шестнадцатого. Великоват твой мальчишка для двух-то лет.
Александра молчала, не зная, что сказать.
— Что молчишь? — голос чекиста зашипел от злости. — Говори, как на духу, где бывшие хозяева бумаги держали?..
Выдержав паузу и не дождавшись ответа, Решетов сбросил с себя грозный вид и надел на тонкие губы гаденькую улыбочку.
— А не бывших ли, часом, хозяев этот мальчишка? — спросил он елейным голосом, заставив Александру вздрогнуть.
— Мой это сынишка, ей-богу… — только и смогла она прошептать, прижимая мальчика к себе.
— Ну да, как же, — усмехнулся уполномоченный. — С собой его заберем, там разберутся, чей он сынишка, а тебя за укрывательство детей… как их там… классовых врагов, сама знаешь… — Решетов провел указательным пальцем по горлу. — Так что давай вспоминай быстрее, где хозяйские бумаги.
Мысли Александры замерли в голове; от неминуемой беды потемнело в глазах. Ни о каких бумагах, она, конечно, не знала, да и знать не могла. Хозяйка — вдова банкира, уехала еще летом семнадцатого. Собиралась она неспешно, обстоятельно; поди, все бумаги с собой за границу увезла. Вот дочка ее младшая с детьми припозднилась: едва поспела, на последний поезд в Выборг. Вещей с собой почти не взяла; думала, что старших девочек отвезет к тетке и вернется за младшим ребеночком (он тогда приболел: в лихорадке лежал), да оказалось, что не судьба… Так вот и осталась Александра одна в Петрограде, да еще с хозяйским дитем на руках.
— Не хочешь говорить? — грозно прошипел уполномоченный, не дождавшись ответа. — Ну тогда пеняй на себя…
В этот момент из-за двери вместо обычных при обыске топота и скрежета передвигаемой мебели вдруг послышался подозрительный шум. Раздались громкие голоса, грохот, потом истошные крики, пополам с матерщиной. Там явно что-то случилось.
Решетов, почуяв неладное, рывком распахнул дверь и выскочил в коридор. Первое, что он увидел, были двое его подчиненных, вцепившиеся друг в друга мертвой хваткой. Грузный седоусый чекист в шинели, тот самый, что докладывал Решетову о результатах обыска, держал за отвороты бушлата щуплого Савкина и что есть силы тряс его, так что бескозырка слетела с мотающейся из стороны в сторону головы.
— Отпусти, гнида! — верещал матросик, силясь отодрать здоровенные ручищи от своего бушлата.
— Удавлю гада! — гудел усатый.
— Прекратить!!! Живо!!! — срываясь на фальцет, закричал Решетов.
Крики начальника особого действия не возымели; тогда уполномоченный схватил за шиворот Савкина и, не переставая ругаться, потащил его в сторону. Еще двое участвующих в обыске чекистов: один в рабочей тужурке, другой — в добротном драповом пальто — повисли на руках солдата, и драчунов общими усилиями растащили.
— Вы что устроили!!! Чекисты, мать вашу!!! — бушевал начальник.
— Савкин — сукин сын! Золото буржуйское умыкнуть хотел, товарищ Решетов, — отдуваясь, стал объяснять седоусый. — Мы картинку вон ентову со стены стащили, а с-под нее коробочка вывалилась — как есть золотая. Буржуазия припрятала. Так этот гаденыш ее цап, и за пазуху… Думал, я не увижу! У-у-у, контра!.. — он погрозил утирающему разбитый нос матросику кулаком.
— Да я сам хотел товарищу Решетову отдать, — визгливым голосом оправдывался Савкин. — Я что, несознательный, что ли?.. — он вытащил из-за пазухи блестящий предмет. — Не успел только… Этот черт деревенский накинулся…
Решетов с остервенением выдернул из рук Савкина вещицу, оказавшуюся массивным портсигаром, украшенным монограммой из камней в виде переплетенных латинских букв A и B. Портсигар, судя по тяжести, действительно был золотым и при ближайшем рассмотрении оказался довольно большим — крупнее, чем для обычных папирос.
— Так, значит! — уполномоченный с победным видом шагнул в сторону распахнутой двери в комнату Александры. — Припрятанные буржуями ценности укрываешь?..
Решетов в замешательстве стал крутить головой из стороны в сторону. Кровать, где раньше сидела девушка с ребенком, оказалась пуста. Уполномоченный ВЧК было засуетился, но тут же успокоился, застав Александру в противоположном углу комнаты, где она копошилась, засунув руки и голову в недра платяного шкафа. Услышав голос Решетова, Александра проворно захлопнула створки шкафа и, повернувшись к нему спиной, навалилась на дверцы, загораживая их своим телом.
Проштрафившийся Савкин, стараясь реабилитироваться в глазах начальника, поспешил проявить усердие и кинулся отдирать женщину от шкафа, но не тут-то было: щуплый матросик не мог совладать с крепкой Александрой, неожиданно проявившей к тому же недюжинную силу. Не сумев сдвинуть девушку с места, Савкин, решив прибегнуть к испытанному средству, — лихим жестом выхватил из-за пазухи свой наган. Выстрел грянул неожиданно и для матроса, и для всех остальных. Решетов замер на месте, чекисты встали как вкопанные, Савкин с грохотом уронил револьвер. В наступивший тишине Александра громко ойкнула, схватилась левой рукой за прострелянный бок, закатила глаза и медленно завалилась на пол.
Первым очнулся седоусый солдат.
— Ты что ж натворил, вражина?! — накинулся он на матросика.
— Я же так хотел… Для острастки… Я его и не взводил даже, а он возьми и выстрели, — лепетал ошарашенный Савкин.
— Дура! — солдат постучал себе по лбу. — Это ж офицерский левольвер; он самовзводом стреляет…
— Мальчишка где?! — спохватился Решетов.
Он кинулся к шкафу и дернул дверцу, которая не поддалась, прижатая распростертым на полу телом Александры. Уполномоченный кивнул чекистам, чтобы те оттащили труп в сторону. Однако распахнув двери, он лишь озадаченно потер лоб. Шкаф оказался пустым, если не считать нескольких вешалок с потрепанными женскими вещами; ребенка там не было. Чиркнув спичкой и осветив недра гардероба, Решетов понял, куда он подевался: нижняя часть задней стенки отсутствовала, а за шкафом зияла открытая дверь, ведущая на черную лестницу.
— Догнать его, живо! — скомандовал уполномоченный. — Савкин, давай по черной лестнице, а вы трое — со стороны улицы, через арку.
Матросик тут же бухнулся на четвереньки и проворно нырнул в шкаф. Остальные
