то ли намазками домашними, самодельными. Я из одной попробовала. Сладко. Не хочу. В другой солененькое, хумус напоминает, но не совсем – вкусно. Я на хлеб погуще намазала, бутылку минералки холодной вытащила, еще виноград взяла. Все это на поднос.
Купальник надела. Новый, специально купила к поездке, голубенький, под цвет моих глаз. Сплошной. С рисунком серебристой рыбьей чешуи. Красивый. Я хотела быть красивой в своей новой жизни. Глупо. Разве кому-то есть дело до меня и моего купальника? Даже мне самой это без разницы. Теперь. Je m’en fiche.
Слопала все, сидя на шезлонге, и пошла купаться. Вода была чистая, прохладная. Было так здорово лежать на спине посреди бассейна, в голубой воде под голубым небом. Блаженство…
Я почувствовала, что дышать становится трудно – гортань отекала. Наверное, в этой намазке был арахис – масло или паста. Мне его категорически нельзя. Я забарахталась – скорее доплыть до бортика, выхватить из кармана ингалятор и дышать, дышать! В судорожно сжимавшееся горло текла вода, я давилась ею, кашляла, сипела, захлебываясь, гребла к бортику. Только бы успеть…
Я не успела.
До понедельника
Ну все, пора двигать к дому, собирать шмотки – завтра рано вылетать. Дело сделано, как говорится. Вот сейчас допью свой дежурный кофе – и ту-ту, пам-пам.
Потихоньку темнело. Включили фонари на променаде. От их рыжего разлохмаченного света тени стали глубже, а океан, укрывшийся сизым облачным одеялом – сумрачнее. Это наш с Гонзу последний кофе. В том самом ресторанчике, где вчера он кормил меня рыбным супом. Отсюда я начала свой поисковый маршрут и здесь же его заканчиваю. Все пути замкнулись в круг. Сюжет закольцевался. Допью, чмокну своего напарника-подельщика в щечку – а может, и не в щечку, – попрощаюсь и по тропе вдоль зеленой трубы горной козой поскачу в свое бунгало собираться к отъезду.
И можно уже Энди на волю выпускать… А вот и он! Только я его из черного списка удалила, как сразу звонок. Легок на помине.
– Алло.
– Бригитта, милая, с тобой все в порядке? Я два дня дозвониться не мог до тебя. Когда мы последний раз разговаривали, мне показалось, ты была чем-то расстроена.
Все ли со мной в порядке? Едва я отчалила от родных берегов, как все завертелось. За эти три дня я:
а) надралась в одиночку на дискотеке;
б) обнаружила под окошком труп;
в) ловила убийцу, мотаясь по всему острову на мотоцикле;
г) переспала с незнакомым мужиком, и мне это понравилось.
Да, со мной все в порядке. В полном. В хорошо укомплектованном. Я чем-то расстроена? Ну, вот купальник обновить не удалось. Печаль.
– Да, Энди. Со мной все в порядке. Нет, Энди. Я ничем не расстроена. Абсолютно. Набираюсь позитива.
– Ну, вот и прекрасно. Встречу тебя завтра в аэро– порту.
– Нет, Энди. Не стоит меня встречать. Я решила остаться здесь подольше. До конца каникул. Куда мне спешить? Так что до понедельника. Увидимся в школе. Пока.
Набираться так уж набираться по полной. Позитива, я имею в виду.
– Гонзу, можешь сдать мой билет?
Человек, который вышел за сигаретами
Пролог
Луна, пошатываясь, плелась через ночь – то ли пьяна, то ли сердце болит, то ли зажмурилась, чтобы не смотреть вниз на подсвеченную электричеством человечью суету. Наконец добралась до высоченной трубы на крыше дворца и спряталась за ней пересидеть. Она частенько притормаживает здесь. Пнув деревянным башмаком подвернувшуюся некстати кошку, Луна устроилась на краю, свесила уставшие босые ноги. Жарко. Она шевелила пальцами, сношенные сабо стояли рядом. Луна хотела спать, но ночь была в самом разгаре, надо было двигать дальше. Вот посидит чуть-чуть и пойдет. Вот сейчас… Еще чуточку отдохнет…
На последнем этаже, чуть ниже ее желтых круглых пяток, хлопнуло окно. Кто-то запел. Хлопок был едва слышным, пение тоже, вряд ли кто-то, кроме нее, способен это услышать. Да и некому. Дворец давно превратился в музей, и по ночам в нем не оставалось никого. Люди полагаются на электронные замки и камеры наблюдения.
Соскользнув с крыши, Луна зависла, глянула любопытным глазом сквозь стекло. В спальне первого браганского герцога Алфонсу в кресле у незажженного камина сидел мужчина. Он тихонько, почти шепотом, напевал себе под нос: «I’m singing in the rain…» – видать, настроение у него было отличное. Рядом с креслом на полу стояла откупоренная бутылка портвейна. В руке сидящего был бокал, до краев наполненный темно-бордовой, почти черной влагой. Второй точно такой же бокал оставался за стеклом вычурного шкафчика XVIII века. На шелковое покрывало герцогской кровати была брошена кожаная куртка. Человек устроился с комфортом.
Дверь приоткрылась…
Вначале было слово…
Гонзу Лейтор получил письмо. Электронное. Сказать, что это его удивило – ничего не сказать. За три года, что он прожил на маленьком острове посреди Атлантики, он ни разу не получал писем. Ни бумажных, ни электронных. Счета на оплату коммунальных услуг и рекламные рассылки не в счет. Письмо не было адресовано ни Гонсалу Араужу Гимарайнш да Коште (это имя он носил нынче и считал его последним), ни Гонзу Лейтору, то есть Читателю (это прозвище ему дали друзья-пенсионеры за привычку читать газеты, сидя на открытой террасе кафе).
За свою жизнь он скопил целую коллекцию имен. С какими-то прожил достаточно времени, другие порхнули над головой мушками-однодневками, запоминать их не имело смысла. Но имя, что он видел сейчас на экране своего ноута сквозь пар, поднимавшийся над кружкой утреннего кофе, не использовалось им никогда. Знать его мог только один человек. И электронный адрес, на который пришло это письмо, тоже.
«Уважаемый сеньор Энрике Барбоза, мы имеем честь пригласить Вас на рождественский ужин в ресторан “Белгравия” гранд-отеля “Пикадилли”. Столик забронирован на имя Амалии Монтана. С уважением, директор Мигуэль Перейра Андраде». Дальше адрес отеля, дата и время ужина. Отель находился в Гимарайнше, одном из самых старых городов на континенте, в городе, с которого, собственно, и начинается Португалия как государство. В городе, название которого ему показалось забавным иметь посреди своей многочленной, как сколопендра, фамилии. Дата сегодняшняя, двадцать четвертое декабря, время – двадцать один ноль-ноль.
Он быстро удалил письмо, а за ним и сам почтовый ящик. Выключил ноут. Подумал и вытащил из телефона симку, швырнул ее в помойное ведро. Порылся в тумбочке, сунул пару-тройку пластиковых карт в кошелек, пачку купюр туда же, паспорт в карман, кое-какие шмотки в сумку. Вышел на улицу и двинул в сторону таксистского бара «Солар». По дороге бросил в урну смартфон.
– Здорово, Гонзу! Как дела? Все нормально? Что-то ты выглядишь не очень…
На стоянке у бара стояли три желтые машины. Удачно, что одна из них принадлежала Педру, закадычному приятелю. Только тот, пожалуй, мог разглядеть в его глазах скрытое, старательно упрятанное вглубь беспокойство.
– Да тетка, понимаешь, расхворалась. Помнишь ее? Ты мне еще машину давал, когда она с лестницы навернулась.
– Ну как же, Гонзу, такая солидная мадам… Разве ее забудешь? И что с ней? Опять откуда-нибудь рухнула?
– Не знаю. Но у нее любой чих – уже смертельная болезнь и повод для нового завещания. Хотя завещать она может только своего кота и пятнадцать альбомов с семейными фотографиями. Но надо ехать. У нее, кроме меня, никого уже нет. Дай мне свой телефон, я билет закажу. Мой что-то сдох.
– Ага, бери.
Пошурудив в чужом телефоне, Гонзу заказал билет до Порту. Вылет был через три часа. В самый раз.
– Педру, отвези меня в аэропорт.
– Буит сделано, шеф.
* * *
Через три часа Гонсалу Араужу Гимарайнш да Кошта сидел в самолете, болтавшемся в легкой турбулентности над океаном. Закрыв глаза, прислонив лысину к пластиковой стенке салона, успешно делал вид, что спит. Надо было собрать информацию в кучку, разложить ее по ранжиру и сделать выводы.
Три года он провел на тихом острове, честно стараясь врасти в него, превратиться в такого же пенсионера, как его новые приятели: читал газеты,
