сейчас Тинкер «загорает» в нашей аэродромной медсанчасти: всё равно пока что он не ходок и не летун, да и самолёта для него пока что не нашлось. Дефицит у нас с летательными аппаратами, это фашистам по слухам вместо сбитых через день пригоняют новые[2].
Вот и наш «Грумман», крепко покоцанный девять дней тому назад, сейчас из-за разноцветных и разноразмерных заплаток напоминает не то костюм Арлекина, не то творение художника-маскировщика, помешанного на футуристичном кубизме. Капитан Гарсия Ла Калье даже в шутку предложил переименовать его из «Дельфина» в «Леопарда» и изобразить на капоте морду этого хищника: «чтоб фашисты знали — он пятнистый, но больно кусается». Увы, итальянская пуля оказалась не такой уж и дурой и ухитрилась попасть прямо в объектив закреплённого внизу фюзеляжа аэрофотоаппарата, «запоров» при этом последние отснятые над вражеской колонной кадры. Так что теперь я работаю в основном в качестве штурмовика — во всей Испанской республике пока что не обнаружено второго такого чудо-аппарата. Зато Франсиско Феррер проявил свой технический талант и солдатскую смекалку — и теперь под крыльями и моего самолёта, и нескольких И-пятнадцатых, которыми управляют испанские пилоты, укреплено по паре открывающихся прямо из кабины кассеты. Туда перед боевым вылетом загружаются на выбор либо «ожерелье» из четырёх французских гранат F-1 образца 1916 года, крепко похожих на нашу «лимонку» (или, вернее сказать, это «фенька» похожа на «француженку»?), либо связанные простой ниткой стрелочки-флешетты, тоже порождённые Империалистической войной. Их привезли под сотню корзин — подарок от рабочих-металлистов Мадрида. Танк — даже итальянскую танкетку-каракатицу такая стрелка не пробьёт, но вот по живой силе противника, автомобилям и гужевым обозам работать такими — самое то, что нужно. Самолично проверял. Только лошадей жалко: ладно людям не живётся мирно, но скотинка-то за что страдает? За то, что таскают вражеские пушки и повозки с военным грузом. Хоть и говорится, что наступает эпоха «войны моторов», но конница и гужевой транспорт провоюют вплоть до августа-сентября сорок пятого, когда конно-механизированная группа генерала Плиева будет вышибать японских гадов из Китая.
Впрочем, полетать в составе Первой интернациональной мне не дали. Из Советского Союза прибыла полнокровная эскадрилья «эР-Зет», прозванных испанцами красивым именем «Наташа». Из них сформировали Двадцатую авиагруппу, которую и забазировали на аэродром Ла Рабаса под Аликанте. А поскольку «Двадцатку» укомплектовали хорошо подготовленными летчиками испанской морской авиации, то кому-то из начальства ударила в голову светлая мысль: ввиду того, что наш «Грумман GE.23 Дельфин» сконструирован как самолёт морского базирования — надо прикомандировать его к коллегам. И прикомандировали со вчерашнего дня. Пришлось перелетать на другое место дислокации. Пока — временно, но мы-то все с вами в курсе, что нет ничего постояннее, чем «временное». Вон, нашего Путина Ельцин назначил временно исполняющим обязанности президента — и с тех пор этот господин с коротким перерывом «рулит» третье десятилетие подряд. Так что опасаюсь, как бы так и не остаться пристёгнутым к «Двадцатке» насовсем, как минимум, до конца войны.
Сегодня я работаю лидером. Пилоты на Р-z хорошие, но местность в районе Харамы и Гвадалахары пока знают слабо. Я же, совершая в среднем по четыре, а иногда и пять-шесть разведвылетов в сутки, «обнюхал» тут с неба всё очень внимательно. Вот и вожу за собой штурмовую эскадрилью, все двенадцать машин[3].
Сегодня мы летим второй раз — всё-таки от Ла Рабаса досюда далековато, утром, проштурмовав прущих, как в вино-водочный при Меченом итальянцев, на аэродром эскадрилья возвратилась на последних литрах горючего. Слава Перуну, помогающему лётчикам и воинам, кроме дырок в крыльях, иных потерь не случилось. Сейчас «эР-Зеты» удачно отработали по наземным целям во второй раз за день и уже развернулись, чтобы лететь обратно.
Ах, это чёртово радио!
Ну почему оно стоит только на моей машине? Поубивал бы тех, кто выпускает глухо-немые самолёты! Ну… Морды бы набил точно.
Самое обидное, что я отсюда вижу в нескольких километрах правее и выше воздушную свалку. Пять или шесть «крестиков» побольше на фоне неба и неподсчитываемое количество «малышей»-истребителей. Немецкие фразы лезут в уши, забивая эфир — и ни слова по-русски или по-испански. Чёртово радио!
А-а-а, помирал уже однажды, так что пусть хоть расстреляют! Я уже кое-что успел сделать! Но пасаран, сук-ки!
Задираю нос «Груммана», перевожу самолёт в «петлю Нестерова» и оказываюсь рядом с нашим комэском Машу рукой — сперва привлекая внимание, затем, откинув фонарь кабины, указываю в сторону далёкого воздушного боя. Сжав кулак, бросаю его к плечу.
…И поворачиваю самолёт вправо с набором высоты.
Дело паршивое — бросать лидируемое подразделение в полёте. Подсудное дело. Но испанские морские лётчики — пилоты умелые, да и бортстрелки у них неплохи. Авось дочапают до Аликанте. Бензина должно хватить. А здесь — наших бьют. Как не помочь? Что я, не русский, что ли?
В воздухе — полный «интернационал»: немецкие Ю-52/3 м и пятьдесят первые «Хейнкели», итальянские «Фиаты ЦР-32», наши «курносые» и «ишачки». Теперь вот и мы на своём «американце» норовим влезть по самое ай-яй-яй… Нет, с «Хейнкелями» напрямую пободаться не получится — не тот у «Груммана» высотный потолок. А вот с синьорами фашистами машина почти вровень по ТТХ, а с учётом свежепоменянного мотора и просто зверского для этой войны калибра обоих пулемётов — кое в чём, возможно, и превосходит. На коротких дистанциях… Громоздкие «Юнкерсы» вообще не умеют подниматься выше шести трёхсот, а гружёные даже на эту высоту не залезут. Кто-то из наших ребят уже срезал парочку, сейчас оставшиеся четыре, выстроившись бубновым тузом, пытаются выйти из боя, огрызаясь пулемётными очередями. Истребителей для прикрытия у них хватает: по моим прикидкам их у врага порядка полусотни — и это на десяток республиканских самолётов. Большая часть врагов связала боем наших парней, с полдюжины пока охраняют Ю-52/3.
Снизу пристраиваюсь позади идущего «Танте Ю[4]». Ловлю в прицел гофрированный фюзеляж. Коротко рявкает «Браунинг М1», выплёвывая полдесятка остроносых пуль. То ли это обман зрения, то ли и вправду от гансучьего бомбёра отлетают куски металла. Но он продолжает лететь ровно, держа своё место в боевом строю. Ла-а-адно… Выжимаю силы из всех семисот «лошадок» движка. Приближаюсь. Триста пятьдесят метров осталось… Справа краем глаза замечаю знакомую машину. Ага, «чатос». Наш, с Первой Интернациональной! Знакомый номер на борту — Альберт Баумлер, немного наивный рыжий парень из-под Сан-Франциско. Капот его машины в огне и дыму,
