халат, стоял на коленях в приемной своего начальника генерал-майора Петра Николаевича Орлова и стирал в широком розовом тазу телефонный справочник Москвы за 1992 год. Воды в тазике не было, но Гуров усердно растирал страницы одну о другую, стараясь делать это достаточно аккуратно, чтобы не порвать бумагу. Секретарь Орлова, Вера, в это время стояла в открытых дверях и кричала в коридор, что она не будет ждать трамвая, и Гуров был с ней абсолютно согласен.
– Что за херня…
– А нечего было свой драбадан включать, – сонно произнесла Маша.
– Так. Спи, – посоветовал Гуров, откидывая одеяло и вставая с кровати. – Мы с телефоном подаем на развод. Теперь тебе никто не помешает.
Маша не ответила, но Гуров решил, что просто так не отстанет.
– Мань, тебе кофейку сделать? – прожурчал он, стоя в дверях. – Мань?
Маша повернулась и посмотрела на мужа так, что он пожалел о том дне, когда родился. Гуров тут же покинул спальню, на ходу подтягивая домашние штаны, привезенные женой из Италии. Ну разбудил, ну и что? Спи дальше, кто тебе мешает?
Он поставил на огонь воду для кофе, почистил зубы, приготовил бутерброды с сыром и уже собрался идти к жене с повинной, но Маша пришлепала на кухню раньше. Лохматая, в футболке и шортах, невозможно смешная и бесконечно любимая, она с ногами забралась на стул и принялась терзать кусочек сыра, отламывая от него по крошке.
– На.
Гуров поставил перед ней кружку с кофе. Маша втянула носом воздух и поморщилась.
– Молочка бы, Лева.
– Ты ж не любишь с молоком.
– Сегодня я и тебя не люблю, – парировала Мария. – Молоко у нас хоть есть?
– Да, ты же покупала недавно.
– Я ничего не покупала на этой неделе.
Гуров нашел в холодильнике одну порцию сливок. Этого Маше оказалось мало. Тогда Гуров покопался в холодильнике основательнее и увидел еще парочку упаковок. Только после этого жена наконец улыбнулась.
– Какие планы на сегодня? – спросил Гуров, наливая себе кофе.
– Спать, – отрезала Маша. – Сейчас поем – и в постельку.
– Тогда я в магазин. Нам есть нечего.
– Молоко не забудь, – попросила Маша. – Спасибо, Левушка.
Жена не обманула. Позавтракав, она вернулась в спальню. До открытия магазинов был еще час, и Гуров тоже решил прилечь, но сделал это в комнате. Он устроился на диване и размечтался о том, как после покупки продуктов займется чем-то более полезным. Например, можно будет смотаться в строительный магазин за плинтусами. Или заскочить в автомастерскую.
Гурова снова стало клонить в сон. И он бы непременно заснул, если бы не зазвонил телефон.
– Привет, – удивленно протянул Гуров. – Стас, ты чего в такую рань?
Выслушав Крячко, он быстро собрался и вышел из дома. Машина завелась со второго раза, и то с трудом, но прогулку в автомастерскую пришлось отложить. Стас ждал его на Петровке, 38, да не один, а с гостями.
Странно было видеть Елену сидящей на обычном стуле, а не в начальственном кресле. На этот раз она была не у себя, а там, куда по своей воле приходят исключительно на работу. И одета женщина была слишком просто, в обычные синие джинсы и черную куртку. В руках неброская сумочка, на ногах кроссовки. Вместо сложной прически – хвост, и никаких китайских палочек. Гуров вдруг подумал, что никогда не видел Елену при дневном свете, в обычной обстановке. Например, на улице, днем. Раньше ее образ складывался не только из того, как она выглядела и что говорила, но и из атмосферы, царившей вокруг. Важную роль играли освещение, интерьер и даже запахи.
– Чай? – предложил Крячко.
Елена покачала головой.
– А тебе, Лев Иванович?
– Спасибо, Стас, мы с Машей успели позавтракать, – отказался Гуров.
Он снял куртку, сел за свой стол и приготовился слушать. Но Елена молчала, будто ожидая разрешения заговорить.
– Ранний визит, – заметил Стас. – Еще и девяти утра нет.
– Извините, – вскинулась Елена. – Я как-то не подумала…
– Всем почему-то кажется, что мы круглосуточно сидим в засаде, – улыбнулся Крячко.
– Я прошу прощения, – с нажимом произнесла Елена.
– Что случилось, Елена Васильевна? – мягко спросил Гуров.
Длинные пальцы смяли сумочку, стоявшую на коленях. Елена держалась за нее, как за спасательный круг.
– Я знаю, что вы были у нотариуса, – сказала она. – Он позвонил мне вчера вечером и все рассказал.
– Не ошибся я в нем, – вставил Стас. – Потом расскажу.
– Юлий Георгиевич сообщил мне, что к нему приходили из полиции, – продолжила Елена. – И я… я ночью глаз не сомкнула. Утром сразу приехала сюда. Я попросила связаться с вами. Сказала, что это срочно.
– Не волнуйтесь так, – подбодрил ее Гуров. – Работа у нас такая. Срочно значит срочно.
– Да, это действительно очень важно, – Елена умоляюще взглянула на Гурова. – Завещание, касающееся меня и наших детей, Костя решил составить сам. Я… поймите, я была с ним не ради денег. Сама хорошо зарабатываю, но… я полюбила. Человека почти вдвое старше себя, не очень симпатичного, не совсем здорового. И женатого.
Глаза Елены наполнились слезами. Гуров о таком чуде и не мечтал: властная, смелая, своенравная женщина, которая могла одним пинком выставить его из своего кабинета, казалась слабой, усталой и совершенно разбитой. Сидит, плачет. С ума сойти.
– Так уж вышло, – Елена быстро стерла с лица слезы. – Не обращайте внимания. Я просто не выспалась.
– Конечно, конечно, – понимающе сказал Гуров.
– Константин Сергеевич очень обрадовался, когда узнал, что я жду ребенка. А я и сама хотела рожать. Так появилась Алина. Костя тогда сказал, что уже и не мечтал о дочке. А через полтора года на свет появился сын. Второй раз Костя уже был не так сильно рад, но честно сказал, что боится за нас. Переживал за то, какое будущее ждет наших детей, ведь для всех на работе я придумала легенду, что рожала от гражданского мужа. Мы с Костей оба понимали, что Алина и Женя вряд ли увидят родного отца на своем выпускном балу. Да, я все понимала. И Костя понимал, что его сердце может остановиться в любой момент. Но он был счастлив и очень жалел, что так редко может проводить с ними время.
К нотариусу мы пошли вместе, но Костя попросил меня подождать за дверью. Я даже не знала, о чем они там говорили и что решали! Ну а потом просто поставил перед фактом: «Я завещал вам достаточно, ты все узнаешь потом». Помню, что ругала его за это, но он железно стоял на своем. Сердечный приступ случился, когда он был в кабинете один. Я была на
