проводить тело Пушкина предложено было А.И. Тургеневу, который это и исполнил.
Петр Бартенев
Ещё о последних днях и кончине Пушкина. По поводу писем А.И. Тургенева к А.И. Нефедьевой
Он человек. Владеет им мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей.
Это сказано Пушкиным про императора Александра Павловича. То же можно отнести к нему самому, хотя не был он, как тот, «противочувствиям привычен». В конце жизни особенно сказалось в Пушкине совмещение трезвого ума с пылом страстей и необузданностью. За немного часов до роковой развязки сохранил он наружное спокойствие. Ко многим свидетельствам о том прибавим показание, переданное нам Николаем Фёдоровичем Лубяновским. Он жил с отцом своим в среднем этаже того дома (князя Волконского на Мойке), где внизу скончался Пушкин. Утром 27 января Лубяновский в воротах встретился с Пушкиным, бодрым и весёлым: шёл к углу Невского проспекта, в кондитерскую Вольфа, вероятно, не дождавшись своего утреннего чаю за поздним вставанием жены и невестки.
Проходили дни и часы, когда он как будто не предчувствовал вовсе близкой кончины, не покидал письменной работы, не изменял образа жизни. Для занятий по истории Петра Великого Пушкин рад был приезду А.И. Тургенева с бумагами XVIII века, которые тот собирал из архивов заграничных. Гениальное сердце Жуковского сумело устроить судьбу А.И. Тургенева через благодушного и благотворительного князя А.Н. Голицына (который и при Николае Павловиче оставался другом царёвым и проводником негласных милостей. Так как Тургенев доставлял исторические материалы Карамзину (кончину которого оплакивал Николай Павлович), то Жуковский придумал выхлопотать ему высочайшее поручение собирать за границею документы и бумаги, касающиеся Русской истории, и тем самым получить беспрепятственную возможность видеться с обожаемым братом Николаем, которого неповинность в событии 14 декабря была им же, Жуковским, доказана Государю, не находившему, однако, возможности гласно заявить, что Блудовское Донесение Следственной комиссии ошибочно изобразило автора «Теории налогов». В то же время, верный памяти Карамзина, Николай Павлович покровительствовал Археографической Экспедиции Строева, и, таким образом, русская археография обогащалась и домашними открытиями и показаниями иноземцев. Мог ли не ценить этого Пушкин?
В то время русская история XVIII века с её кровавыми заговорами и государственными переворотами (вину которых Людовик XVI по прочтении записки Рюльера видел в законе Петра Великого о Правде воли монаршей) была у нас мало кому известна. Покойный граф Н.А. Адлерберг говорил мне, что про кончину Павла узнал он в Париже, когда уже был женат.
В Записках адмирала Литке рассказано, как подбежал к нему юношею ученик его, великий князь Константин Николаевич, с французскою хронологическою картою, где при имени императора Павла значилось: assasiné (умерщвлён), и как он немедленно доложил о том Государю, который приказал раскрыть замуровленную роковую комнату Михайловского дворца, и в ней рассказал двум старшим сыновьям своим о судьбе их деда. Плетнёв передавал мне, что на субботних вечерах у него Пушкин подсаживался к Арсеньеву и выпытывал у него, что он читал в Государственном Архиве (зная лично Арсеньева и оборонив его некогда от Магницкого, Николай Павлович разрешил ему пользоваться этим архивом для уроков наследнику престола). Пушкин же говаривал, что в наши дни поправляют дела свои откупами, карточным выигрышем, женитьбою, а в старину для этого прибегали к государственному перевороту. Понятно, как дорог был Пушкину А.И. Тургенев и по личному расположению, и по отношению к работе над историей Петра. Что Тургенев незадолго перед тем приехал в Петербург, видно по тому, что 25 января 1837 года он служил в лавре панихиду по своём отце и двум братьям Андрее и Павле (о существовании сего последнего не было до сих пор известно). Тургенев пишет в Москву, что 26 января он видел Пушкина «на бале у графини Разумовской, накануне же провёл с ним часть утра, видел его весёлого, полного жизни, без малейших признаков задумчивости; мы долго разговаривали о многом, и он шутил и смеялся. Мы читали бумаги, кои готовил он для 5-й книжки своего журнала. Каждый вечер видел я его на балах спокойного и весёлого». Другие показания свидетельствуют не то: кн. Е.Н. Мещерская (дочь Карамзина) писала в Москву, что Пушкин озабочивал её своим лихорадочным состоянием и судорожным выражением лица в присутствии Дантеса. О поединке Пушкина Тургенев узнал 27 января, т. е. в самый день его, на вечеринке у князя Алексея И. Щербатова. Тургенев немедленно поехал к княгине Е.Н. Мещерской и от неё узнал, что дети Пушкина в 4 часа этого дня были у неё и Наталья Николаевна заезжала к ней взять их домой. От княгини Мещерской, жившей с матерью на Большой Морской, Тургенев уже позднею ночью поехал на Мойку, в дом князя Волконского.
Адриан Волков. Последний выстрел Пушкина
К раненому Пушкину прежде всех прибыли князь и княгиня Вяземские. Поздним вечером вскоре появился и Плетнёв. Тургенев нашёл у него князя Вяземского, Жуковского, доктора Шольца, а у его жены княгиню Вяземскую и Загряжескую. Пушкин пожелал оставаться только с Данзасом и продиктовал ему свои денежные долги. Вероятно, в эти же первые часы по приезде с Чёрной речки уничтожил он некоторые свои рукописи. Когда Шольц спросил, не желает ли он повидать своих друзей, он сказал, обращаясь к полкам с книгами: Прощайте, друзья! На другой день Тургенев успел побывать у Даршиака, который дал ему прочесть ноябрьское письмо Пушкина к Дантесу с признанием его благородства и с отказом драться. По словам графа Соллогуба («Р. Архив», 1865), письмо это было написано 21 ноября, след., почти за два месяца до рокового дня. Младший брат А.О. Смирновой (тогда жившей в чужих краях), Аркадий Осипович Россет рассказывал мне, что когда он сидел у Пушкиных за обеденным столом, Пушкину подали письмо от Дантеса, в котором он просил руки его старшей свояченицы. Прочитав письмо, Пушкин через стол передал его Екатерине Николаевне. Та вспыхнула и убежала к себе в комнату. Свадьба состоялась только после 6-го января (свадеб не бывает с 14 ноября по 7 января). Кто озаботился приданым? После этого, вероятно, дом Пушкина ещё чаще прежнего посещался портнихами и торговцами, что, конечно, раздражало Пушкина при его занятиях. Не могли же Александра и Наталья Николаевны не бывать у новобрачной сестры своей, которая сделалась хозяйкою в доме у голландского посла на Невском проспекте. Вся эта история до сих пор не ясна. В особенности досадны недомолвки в воспоминаниях графа Соллогуба, которого Пушкин звал в секунданты для своего поединка по
