потолок побелили. Но вот эти царапины на пианино, они от осколков. Стекло вылетело при бомбежке…* * *
Комната так промерзла, что на стене появился иней. Таня весь день провела в постели, свернувшись калачиком и укрывшись с головой. Но холод не оставил ее и там. Он вполз под отсыревшее одеяло и теперь ломил ноги, отбирал последнее тепло.
Вернулась домой мама. Она ходила сдавать кровь для раненых. Вынув из варежки несколько кусочков сахара, мама сказала:
— Смотри, что я принесла. Сейчас приготовим чай.
У нее изо рта в ледяной воздух комнаты выходил пар. Конечно, мама имела в виду не чай, а простой кипяток. От еды давно остались одни названия. Зато кипяток этот будет не с солью, а с сахаром.
У мамы была еще одна хорошая новость.
— Я устроилась санитаркой в стационар! — сообщила она.
— Ты же всегда боялась крови.
— Я ее до сих пор немного боюсь… Ты с утра так лежишь? — мама обеспокоенно потрогала Танин лоб.
— Да… Хотела встать, но вдруг в глазах потемнело. И печку топить нечем.
— Сейчас!
Мама обвела взглядом комнату: ни бумаги, ни деревяшек. Паркет тоже ушел на растопку. Из мебели осталось необходимое, из бумаг — только самое ценное: ее любимые ноты в маленькой этажерке.
Мама взяла эти ноты и разожгла ими огонь в буржуйке. Потом снова подошла к этажерке, на этот раз с топором. Выломав из нее декоративные столбики, вместе с петлями выдрала дверцы, разбила их. Таня смотрела на изящные мамины руки, изуродованные порезами и холодом, на ее длинные музыкальные пальцы и даже не удивлялась, откуда в них такая сила.
Буржуйка наполнила комнату теплом, мама вскипятила на ней воду, налила кипяток в кружки. Когда Таня привстала, перед ее глазами появилось пульсирующее черное пятно. Она заморгала, потрясла головой, но пятно разрослось и, как штора при затемнении, полностью закрыло свет.
— Я ослепла! Ничего не вижу!
— Сейчас, Танечка, сейчас, у меня тоже так бывало, — мама, стараясь казаться спокойной, вложила девочке в ладонь теплую кружку. — Вот, попей…
Но ее голос и руки дрожали.
— Доченька, вот нам никак нельзя… Умоляю тебя. Ты продержись еще немного. Я теперь при больнице, мы обязательно спасемся.
Сладкий чай вернул девочке зрение. И от радости, что в комнате тепло, а она снова видит мир, маму и Рыжика, Таня вдруг ляпнула, что хочет какао с молоком. Ей сразу же стало стыдно, потому что мама, сидя за столом, в отчаянии закрыла свое лицо ладонями.
В прихожей хлопнула дверь — это Рая вернулась с работы. Других соседей у Смирновых не осталось. Мама поднялась, нерешительно постояла посреди комнаты, словно собираясь с мыслями, и вдруг вышла к Рае.
Таня слушала их разговор, не веря своим ушам: ее гордая мама просила Раю помочь продуктами, хотя бы чем-нибудь! Мама клялась, что все скоро вернет, потому что на работу устроилась.
И вот что она получила в ответ:
— Я сама голодаю. Хожу еле-еле.
У Тани даже не было сил рассмеяться, что эта румяная, с толстыми щеками женщина притворяется дистрофиком. Только вчера она видела Раю на улице — в новой шубке, с муфтой из длинных хвостов чернобурки, соседка кокетливо вышагивала под руку с мужчиной.
Неожиданно голос Раи зазвучал деловито.
— Портативный патефон есть? Шелковые чулки? Пластинки с любовными песнями? Крепдешин синий на платье или шифон с цветами? — она спрашивала, как у прилавка в магазине, будто мама была продавщицей. — Еще меня интересуют ваши золотые часики. И модельные туфли на каблуке. Я видела у вас раньше.
Но ее интерес, едва появившись, исчез. У бывшей модницы мамы не осталось ничего, кроме старого пальто, телогрейки, ватных штанов, свитера и двух старых кофт, в которых она ходила каждый день. Вся хорошая одежда и вещи давно были отданы толкучке.
— Ну взяли бы тогда и кота своего съели что ли… — равнодушно посоветовала Рая, направляясь к двери. Таня услышала ее уверенные шаги.
И вдруг — визг и грохот, что-то упало, покатилось по полу.
— Ах ты, паршивец! — завопила Рая.
В комнату влетел Рыжик. Похоже, он только что сильно расстроил соседку. Что случилось? Таня вышла в коридор.
Там на полу валялась банка сгущенки. Рая цепко подобрала ее и поползла к Обиженному Сундуку. За него закатилась еще одна банка. Соседке трудно было ползать в шубе, вдобавок у нее на шее болталась огромная муфта. Похоже, ворованные банки выпали именно из этой муфты, когда Рыжик бросился Райке под ноги.
Выпрямившись, Рая закричала сквозь одышку:
— Ну и что смотрите? Ох, какие мы тут честные, порядочные! Воспитывали меня! И где же теперь эта барыня, что нос передо мной задирала? Где троцкистка эта ваша, Манана? А нету никого! Вы все тут мертвые!
Наглые круглые глаза соседки не моргали. Злые слова вылетали из ее маленького рта, как рой шершней из гнезда. Каждое больно жалило.
— Слабаки, даже кота убить не можете. Но скоро, скоро съедите своего Рыжика! И все равно в сарае окажетесь, дистрофики несчастные! А я жить буду.
Соседки Смирновых до сих пор не были похоронены. Манана, тетя Шура, Ксения Кирилловна лежали в мерзлом сарае вместе с другими покойниками двора, молодыми, старыми, совсем юными. Там была и женщина с третьего этажа со своим маленьким первенцем. И герой войны дядя Митя. И близнецы, которые в мирное время слушали рассказы инвалида, с уважением трогая его деревянный протез.
Не осталось больше на свете Федориных хулиганов. А их старший брат, он перед войной уехал на Валаам учиться в школу боцманов и юнг, погиб на Невском пятачке вместе с другими такими же мальчишками…
Мама,
