class="p1">Всеволод насупился.
— Покарал бог Рязань, — сказал он, — да не слишком ли? Ну ладно. Ступайте, други. Ты, Ратишич, скажи Гюре, чтоб прислал ко мне княжича Романа.
Воевода испытующе посмотрел на князя: что-то он задумал? Но лицо Всеволода было непроницаемо...
Княжич Роман вошёл в сопровождении тиуна Гюри, начальника стражи.
— Ты пока свободен, — сказал Гюре Всеволод и кивнул Роману на столец: — Садись, княжич, побеседуем. Вина подать?
— Я не пью, — мотнул головой Роман. Взгляд его настороженно следил за каждым движением Всеволода.
Владимирский князь раскрыл ларец и достал оттуда пергаментный свиток.
— Это крестоцеловальная грамота, скреплённая подписью твоего отца, — заговорил Всеволод. — В ней он обещал Андрею никогда не приходить оружно в пределы Залесья, кто бы ни сел на владимирский стол. Да ты и сам грамотный.
Всеволод протянул пергамент Роману, и тот углубился в чтение. После короткого молчания княжич сказал:
— Отец ничего не говорил мне про этот договор.
Всеволод кивнул:
— Меч, который Глеб острил на меня, обернулся против Рязани. Видно, таков удел всех клятвопреступников. — И великий князь передал рассказ Кузьмы Ратишича о половецком набеге.
Роман слушал не шевелясь и не перебивая, только побелел лицом.
— Поразмысли, княжич, на досуге, дружить ли тебе с половцами или со мной, — тихо продолжал Всеволод.
Роман вскинул голову:
— Ты хочешь сказать...
— Да, я хочу сказать, что освобожу тебя, коли ты поклянёшься не творить зла моему княжеству.
— А батюшка?
— Его я выпускать погожу. Пускай маленько поостудит свою злобу. Правда, есть и другой выход.
— Какой же?
— Скажи ему: князь-де Всеволод даёт тебе в Киевской Руси Городец Остерский, но за него берёт Коломну. Они, мол, города, друг друга стоят.
Роман покачал головой:
— Ты не знаешь отца, князь.
— Знаю. И гордыню его, и властолюбие знаю. Потому-то и не хочу жить с ним по соседству. Хватит нам крови!
— А ежели он не согласится?
— Тогда пускай пеняет на себя. Сгною в порубе заживо. — Глаза Всеволода потемнели, и Роман содрогнулся, заглянув в них. — Ступай и подумай над моими словами, — сказал Всеволод и поднялся. Они были одного роста и одних лет — великий князь владимирский и будущий князь Рязани.
Глава 20
Августа тридцать первого, на Семёна-летопроводца, приехала во Владимир нежданно-негаданно старшая сестра великого князя Ольга Юрьевна. Всеволод не виделся с нею лет пять.
Судьба у Ольги сложилась незавидная. В юные годы была она выдана замуж за галицкого князя Ярослава Осмомысла, человека деятельного и сильного, известного своей мудростью в делах государственных, но безрассудного в семейной жизни. Увлёкшись некой Анастасией, женщиной из простонародья, Ярослав обходился с женой настолько круто, что вынудил её вместе с сыном Владимиром бежать в Польшу. Тогда галицкие бояре, якобы сочувствуя изгнаннице, решились на открытый мятеж. Они вооружили народ, захватили княжеский дворец и сожгли Анастасию.
Ярослав, конечно, понимал: вовсе не за святость брачных уз ратуют его бояре (кто из них-то безгрешен?), — просто им выпал случай унизить и прибрать к рукам чересчур своенравного князя.
Ольга по зову бояр вернулась домой. Но мир между супругами не продлился и года. Да и мог ли он быть долговечным, когда сердце Ярослава до черноты обуглилось в том же костре, на котором сгорела Анастасия? Возненавидев ни в чём не повинную княгиню, Ярослав вновь заставил её уйти из Галича.
Напрасно Ольга искала приюта у князей волынских и смоленских — никто из них не захотел ссориться с могущественным галицким князем. И тогда она, оставив сына в Путивле, у Игоря Святославича, приехала к брату.
Всеволод встретил сестру радушно. Однако ввязываться в её семейные дела у него не было ни малейшей охоты. И когда Ольга стала припоминать все свои обиды, великий князь сказал ей:
— Бог свидетель, сестра, как я хочу помочь тебе. Но чем помочь-то? Ведь я сам покуда иду по острию меча. Справа Новгород, слева Рязань, за спиной половцы и булгары. Мне пот и кровь некогда утереть, а ты хочешь, чтобы я грозил Ярославу! Да он и воевать-то со мной будет не своими полками, ты же знаешь его обычай: наймёт ляхов, благо золота у него много, вся Русь у Галича соль покупает.
Всеволод замолчал. Пока он говорил, княгиня не проронила ни слова, только ослабила на горле чёрный вдовий платок, словно он душил её.
— Живи у меня, места в тереме хватит. — Всеволод погладил худое плечо сестры.
— Моё место теперь в монастыре.
— Полно. Ведь Ярослав намного старше тебя, — осторожно сказал Всеволод. — И наследник у него один — твой сын.
Ольга посмотрела на брата, и он увидел в её светлых глазах слёзы.
— Ты любишь его до сих пор? — шёпотом спросил поражённый Всеволод. — После стольких унижений?!
Вместо ответа она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
* * *
А на другое утро из Чернигова прибыл епископ Порфирий. Даже не передохнув с дороги, он явился в рабочую горницу Всеволода и повёл речь о Глебе и Ростиславичах:
— Князь Святослав повестует тебе: «Брат мой и сын, не токмо я, а и все князи русские прилежно просим тебя пощадить бывших своих супротивников. Они преступили клятву — и вот наказаны падением. Лежачего же бить недостойно. Помни об этом».
Всеволод выслушал епископа стоя.
— Это правда, будто чёрные люди требуют казнить князей смертию? — спросил Порфирий.
— Правда, владыка, и я не знаю, как удержать их. Дружина с ними не сладит.
— Будем уповать на помощь святой церкви нашей, — сказал епископ, подумав. — Священники со всех амвонов напомнят прихожанам божью заповедь о милосердии.
Но своего намерения Порфирий исполнить не успел. После полудня в покои князя вбежал запыхавшийся Гюря и сообщил, что к терему идут толпы горожан.
Всеволод подошёл к окну, и сердце у него оборвалось: все ближайшие улицы, примыкавшие к детинцу, уже были запружены вооружёнными людьми. Стража даже и не пыталась остановить эту лавину.
Епископ взглянул на Всеволода, будто спрашивая его совета.
— Надо пойти к народу вместе, — сказал великий князь.
Порфирий кивнул, и они вышли на высокое резное крыльцо терема.
Толпа на сей раз вела себя иначе — ни выкриков, ни угроз. Она молча затопила всё подворье и вытолкнула из своей толщи двух человек. В этих выборных Всеволод узнал попа Микулицу
