class="p1">Терзаемая завистью к достижениям чужих детей, не могу не рассказать байку и про свою дочь Катю, которая тоже прославилась в кругу семьи остроумными высказываниями. Как-то мы с ней ехали в гости ко второй бабушке, Витиной маме. В автобусе ко мне начал клеиться какой-то мужик, заигрывая с дочкой:
— Девочка, какой у тебя красивый бант, тебе его мама завязала?
— Угу.
— А почему твоя мама такая серьезная?
— Так.
— А куда же вы с мамой едете?
— К бабушке.
— А почему у твоей мамы такая большая сумка?
— Мы думаем, что бабушка нам что-нибудь даст.
Автобус грохнул от смеха, я схватила Катьку в охапку, и мы выскочили на ближайшей остановке…
Однажды Катя Штерн принесла из детского сада свежую новость: оказывается, человек произошел от обезьяны. Нам было лень в тот момент обсуждать божественное происхождение человека, и я рассеянно ответила:
— Очень может быть.
— Ты, что ли, обезьяна? — попыталась уточнить Катя.
Витя радостно закивал, но вовремя спохватился:
— Наша мама? Конечно, нет.
— Бабушка, что ли?
— Да бог с тобой! — В этот момент моя мама накрывала на стол и нарываться не хотелось.
— Прабабушка? — не унималась дочь.
Прабабушка еще была жива, но в жила в Нью-Йорке. Ни Витя, ни я не были с ней знакомы.
— Пожалуй, — неопределенно согласился Витя.
— Давно это было?
— Очень давно.
— Когда у нас еще была старая ванна?
Вершиной анатомических открытий нашей малолетней дочери было заявление, что дети рождаются из шеи. В пять лет она уже умела читать, и на глаза ей попался журнал «Здоровье».
— С чего ты взяла, что из шеи?
— Вот тут картинка и написано: «из шейки матки».
Наша няня Нуля, вырастившая и меня, и Катю, в разговорах со мной называла маткой мою маму, а в беседах с Катей — меня. В смысле «твоя матка обещалась на рынке яблоки купить…».
Взрослую Катю Довлатову я видела несколько раз: на похоронах Сергея, в 1998 году в Петербурге на конференции, посвященной памяти Довлатова, и у них в гостях в Нью-Йорке. В ранней юности, по словам Сергея, она была равнодушна к литературе, и его, конечно, это огорчало. Но гены, как сказала бы наша мудрая няня Нуля, в конце концов «себя оказывают». Катя окончила университет в Лондоне по специальности «Русская литература ХХ века». И пишет сама. К сожалению, предпочитает по-английски. Таковы издержки нашей эмиграции. Впрочем, все произведения отца она прочла по-русски.
С Колей Довлатовым (Сергей называл его мистер Николас Доули) я познакомилась, когда он был еще малышом. Приветливый, веселый, доверчивый, Сережа называл его «маленький заводик по производству положительных эмоций». И снова увидела его после почти двадцатилетнего перерыва. Высокий, красивый, худощавый, с завязанными в конский хвост волосами, он произвел впечатление замкнутого, интровертного человека, не похожего по темпераменту на юного Довлатова. Но, возможно, это поверхностное впечатление, поговорить мне с ним не удалось. По-русски Коля говорит довольно свободно, но произведения отца читал по-английски. И сам никакой тяги к литературе не обнаружил.
С другими дочерями Сергея — Машей и Сашей — я встретилась всего по разу. При разных обстоятельствах, на разных континентах. С Сашей, дочерью Тамары Зибуновой, я познакомилась в Москве, в ЦДЛ. Ее сходство с отцом поразительно. Саша — журналистка, окончила университет в Москве, замужем. Произведения отца знает почти наизусть. 17 сентября 2001 года у нее родился сын Миша, то есть первый довлатовский внук. Жаль, что Сергей не дожил до этого дня. Катя и Саша знакомы, и Катя даже была у Саши на свадьбе.
Машу Пекуровскую я видела на похоронах Сергея. Ася пишет, что она утаивала от дочери существование отца вплоть до дня его смерти. Разумеется, это Асин выбор. Когда Маша родилась, Сергей вел себя, по выражению одной моей знакомой, «абсолютно кое-как». Он даже не пришел забрать Асю с Машей из родильного дома. За ними приехал наш общий приятель Лева Поляков. Но Ася очень трезво оценивала ситуацию и не рассчитывала на Сережину помощь. Я помню, что за несколько месяцев до Машиного рождения Ася говорила, что Довлатова не любит, никаких видов на него не имеет и поддержки от него не ждет.
И все-таки мне жаль, что, живя в одной стране более десяти лет, Маша с Довлатовым так и не встретились. Хотя отцом для нее он был никаким, но думаю, что знакомство с ним безусловно расширило бы ее кругозор и обогатило ее жизнь. И очень жаль, что Сергей никогда не узнает, кем стала незнакомая ему дочь. Маша Пекуровская сделала блестящую карьеру в Голливуде. Она занималась рекламой таких известных фильмов, как «Знакомство с родителями», «Чокнутый профессор», «Люди в черном», «Свадьба лучшего друга», «Шрек», «Чикаго», «Красный дракон», «Непереносимая жестокость», и многих других. В 2002 году Машу пригласили на пост старшего вице-президента студии «Юниверсал». Она награждена несколькими голливудскими наградами за выдающиеся проекты рекламных кампаний. Живет Маша в Лос-Анджелесе с другом Робертом, внешне очень напоминающим молодого Довлатова. А вот рассказы его она не читает: ни по-русски, ни по-английски.
В этом сонме детей я хочу упомянуть и своих внуков Дэниела Саймонса и Вику Саймонс. Даня родился в Нью-Хейвене в 1983 году. Я была вне себя от гордости и счастья. Мы с Витей уехали в это время в Пасадену, Калифорния, где Витя участвовал в проекте Galileo Mission tо Jupiter, то есть в отправке космического корабля Галилей на Юпитер. Я позвонила Довлатову в Нью-Йорк похвастаться Юпитером и прибытием в этот мир внука Дани. Сергей не поздравил нас ни с тем, ни с другим событием, и даже не проявил приличествующего в таких случаях энтузиазма. Вот как он об этом рассказал в письме к Ефимову от 1 августа 1983 года:
Звонила Люда из Калифорнии, минут пятнадцать, захлебываясь, рассказывала про неведомого мне внука Даню, затем спросила, как мои дела, я сказал хорошо вроде бы, тогда Люда сказала, значит, продолжается эта буря в стакане воды?… Только не говорите ей, что я жалуюсь. Я так долго ожидал возможности жить жизнью, близкой к литературе, успел состариться, и теперь, наверное, веду себя как-то неприятно, хвастливо и торжествующе.
Когда пять лет спустя родилась Вика, я даже не известила Сережу об этом. Как говорила моя няня Нуля, «не знамо на что нарвешься».
Моему Дане, точнее, Дэниелу Саймонсу, в этом году исполнилось аж 40 лет.
