или планет. Чтобы невозбранно пить алкоголь, надо быть внутренне офигеть каким большим человеком, иначе не ты будешь пить алкоголь, а как бы алкоголь будет пить тебя.
В баре я присмотрел столик в углу, который пока не заполонили разудалые дальнобойщики. Их уже человек пятнадцать набралось. В детстве, когда мы смотрели американские боевики, там частенько показывали дальнобойщиков, которые в стриптиз-клубах сидят. И вот пришел я из армии и поперся в стриптиз-клуб «911». А там цены – будто, я не знаю, нобелевские лауреаты на сцене танцуют, а не местные прошмандовки. Я как меню открыл, так и офигел. Как, думаю, ихние дальнобои в таких местах зависают? С тех пор, если мне про Штаты говорят, я сразу пермских стриптизерш вспоминаю. Вообще, для меня что Америка, что Хогвартс, что Средиземье – одинаково мифические места. Я всю эту херню специально заставил себя думать, чтобы про Веру не думать. Знаете, к волкам нельзя спиной поворачиваться, они сразу бросаются, инстинкт у них так работает. У меня похожая херня. Чую слабость и сразу на нее иду, подчинить хочу, покорить, Господом Богом стать для человека, не только телом завладеть, но и душой, до нутра самого.
Вечер набирал обороты. В бар приперлись девки, видимо, из ближайшего села. Есть такая порода девушек, которым по затылку дай – непременно с лица штукатурка посыплется. Эти были из таких. Бармен включил медляк. Дальнобои разобрали подружек, затолкались на полусогнутых. Каким носорогом усатым ни будь, а женщина все равно нужна. Я, хоть и презирал этих дальнобоев, шалав, весь этот клятый кемпинг, но все равно немного всем им завидовал. Помните, в «Человеке-пауке» дядя говорит Питеру Паркеру, мол, с большой силой приходит большая ответственность? Так вот. Ответственность – это херня. На ответственность всегда можно положить, надо просто потренировать этот навык. А вот то, что с большой силой приходят большие проблемы – это прямо стопудово. В Библии есть стих, где сказано типа Бог сверх сил не дает. А если у тебя сил почти беспредельное количество, то тебе и дадут столько, что хрен унесешь. Иной раз думаешь – не, не вывезу. Но вывозишь. А тебе – еще больше. А потом еще. И снова, сука! Будто не жизнь живешь, а марафон по экватору бежишь, где финиш тупо не предвидится. Раскис. В транс еще этот так некстати запрыгивал. Верой бы сейчас напитаться, сообщиться энергиями, но нельзя, мимо всё. И не выпить. Если выпью, всяко ее оттрахаю. К Саврасу придется спать идти. Пионерлагерь, сука. Савраса на пол перебазирую, нахер надо в одной постели с ним спать. Или Вера там будет спать? Жанна д’Арк… Или уже спит? Так-так-так… Вот и ревнулечки-хуюлечки поперли. Айвенго и леди Ровена, часть вторая. Знаете, что в этом самое паскудное? Все понимаешь, а поделать ничего не можешь. Ахтунг. Я уже за водчеллой намылился. Задницу даже приподнял, смотрю – Сева нарисовался, хер сотрешь. Меня увидел, рукой махнул, вуаля – рядом сидит, лыбу дурацкую давит. Сука. Хотя вот почему сука? Ни в чем он не виноват. И никто не виноват. В этом-то и вся беда.
Я: Чё лыбишься?
Сева: Да не знаю. Вера к нам пришла. В спецухе, в берцах, смешная такая.
Я: Что подходило, то и купил.
Сева: Выгнала меня еще.
Я: Ага.
Я с офигенным видом вставил в пасть зубочистку. Клинт Иствуд на выданье. Натянул, понимаешь, масочку. Вы не подумайте… Давайте без херни! Я не люблю Веру, я к ней отношусь… ответственно. Мне из чувства ответственности неприятно, что ее будет трахать Саврас. Саврас – страшный человек. Я и за медведя гризли бы опасался, если б Саврас за каким-то хером решил его трахнуть.
Сева: …иди, говорит, к Олегу в бар, ему там одиноко.
Я: Чё?
Сева: В бар, говорит, иди к Олегу, одиноко ему там.
Я: Кто говорит?
Сева: Вера.
Я ухмыльнулся.
Я: Спорим, щас Саврас придет?
Сева: Вряд ли так рано. Он мужчина крепкий.
Я: Сам ты крепкий!
Сева: Спасибо.
Тут в бар приперся Саврас. Махнул рукой, взял на стойке водку, сок, три стакана и пепельницу, подсел к нам, разлил водку, поднял свой стакан.
Саврас: Выпьем. За воинское братство. За долготерпение. За юных дев, которые в номер заваливаются и прямо в наглую тебя используют, чтоб другой мужчина приревновал. А ты, вместо того чтобы быть использованным, деву отвергаешь, идешь в бар к тому самому мужчине, покупаешь ему водку и рассказываешь всю эту херню как на духу.
Я: Она бы не стала с тобой спать.
Саврас: Знаю. Если бы стала, я бы не ушел.
Я: Ушел бы.
Саврас: Конечно, ушел бы! Я чё, педофил, с восемнадцатилетними спать?!
Я: Ну, мужчины немаленькие деньги платят, чтобы спать с восемнадцатилетними.
Саврас: Педофилы!
Сева: Почему педофилы-то? Девушки совершеннолетние!
Саврас: Если в башке нитка от уха до уха натянута, чтоб уши не отваливались, какие они, нахер, совершеннолетние? Их не то что трахать, с ними разговаривать опасно! Некоторые и в сорок два еще несовершеннолетние. А иных всю жизнь трахать нельзя! Полно таких, кстати!
Сева: Ничего не понимаю…
Я: Ну, смотри. Возьмем, скажем, Франсуазу Саган. Ее можно было трахать уже лет с пятнадцати, потому что она рано выросла в интеллектуальном, эмоциональном и чувственном планах. А Люду-парикмахершу, скажем, вообще трахать нельзя, она на тринадцати годах в своем развитии остановилась, а что тело выросло, так оно у всех растет, вне зависимости от того, что внутри.
Саврас: Если б Софья Ковалевская, скажем, пришла, я б ее трахнул. Или Гипатию там. А Веру твою на фиг.
Я: Почему мою?
Саврас и Сева посмотрели на меня как две матушки.
Я: Как, блин, красноречиво! Придурки.
Саврас: Даже говорить стал как она.
Саврас хохотнул и протянул стакан, чтобы все чокнулись. Будто мы без этого недостаточно чокнутые. Сева сразу со своим стаканом полез, ушкуйник.
Я: Погоди, брат. Стоит ли?
Сева: А в чем проблема?
Я: Мы в транс не сможем выйти, пока пьяные.
Саврас: Нахрена нам в транс, брат? Я от предыдущего еще не отошел.
Сева: Думаете, «Некрономикон» нападет?
Саврас: Олег на воду дует. Посмотри вокруг – злачное местечко, работяги, нет угрозы.
Я: Сева правильный вопрос задал.
Саврас: А че правильный? Хотели бы напасть, давно бы напали. У тебя шкура буграми ходит?
Я: Нет.
Саврас: И у меня не ходит.
Сева: А что это значит?
Саврас: Это значит, что бардак в ближайшее время не предвидится, мы такое чуем. И
