хочу я это слышать или нет.
— Ты была беременна.
— Еще больше причин рассказать мне!
Она сжимает мое колено, спрятанное под одеялом, в которое я была закутана с тех пор, как появилась на пороге дома моих родителей прошлой ночью.
— Послушай, мы могли бы сидеть здесь весь день и размышлять о прошлом, но это ничего не изменит. Что сделано, то сделано. Мы должны выяснить, что ты собираешься делать сейчас.
Огромный ком сдавливает мою грудь, пока не становится трудно дышать, но я проглатываю его.
— Что я могу сделать? Прошло четыре года.
Темные глаза Ханны внимательно изучают мои, прежде чем схватить меня за руку.
— Ты хочешь, чтобы я была честна с тобой, поэтому мне нужно, чтобы ты сделала то же самое. — Она переплетает свои пальцы с моими. — Что сейчас болит больше всего?
Чувство вины, которое кипело у меня под кожей последние восемнадцать, или около того часов, начинает гореть, и я неловко ерзаю под одеялом. Мне должно быть больно от того, что Лейн предал меня, и мне больно. Мне должно быть больно, что доверие, которое я с таким трудом восстановила, снова пошатнулось, и мне больно. Но что ранит больше всего, о чем я не могу перестать думать с тех пор, как прочитала его слова, это осознание того, что Джесси тоже что-то чувствовал. И я не знала об этом.
— Я не могу перестать думать о том, что для Джетта все могло быть по-другому, — признаюсь я, и боль в моей груди становится все глубже.
— Не делай этого, — мягко говорит она, поглаживая большим пальцем мои костяшки. — Не делай это из-за Джетта.
— Но речь идет о нем. Это все из-за него. — Горячие слезы снова текут по моим щекам, и я позволяю им упасть. Мое сердце слишком болит, чтобы сдерживать это.
— Нет, милая. — Она качает головой, ее глаза полны сочувствия. — Это касается тебя и Джесси. Вы можете делать что-то для себя. Ты ведь знаешь это, верно?
Ага. В последний раз, когда я сделала что-то для себя, я влюбилась в того самого парня, о котором шла речь.
— Это я, Хэй. — Она натягивает улыбку, которая, я уверена, должна меня успокоить, но вместо этого она усиливает мое чувство вины. — Ты можешь на несколько минут снять шляпу мамы и побыть женщиной Хейден, и, клянусь Богом, я не буду тебя за это осуждать.
— Я даже не знаю, кто она теперь. — Я прогоняю новые слезы и шмыгаю носом.
Все, что я делала последние четыре, почти пять лет, было сделано ради Джетта. Решение создать стабильную жизнь с Лейном, хотя у меня все еще были проблемы с доверием, дом, который мы купили вместе, изменение в моей работе, чтобы я могла чаще бывать дома, чем в отъездах…
— Ты знаешь ее. — Она протягивает руку и приподнимает мой подбородок. — Это она вчера прочитала то письмо.
Внезапная, колющая боль пронзает мою грудь, и я зажмуриваю глаза, сдерживая боль.
Ханна права, и это часть причины, по которой я сейчас чувствую себя такой чертовски виноватой.
Конечно, я представляла, как изменилась бы жизнь Джетта, если бы у него были и я, и Джесси, но я также представляла, каково это — иметь Джесси для себя.
Прошло много времени с тех пор, как я позволила себе это, но вчера «что-если» пришло так легко.
Каково это снова проводить с ним время. Говорить, смеяться и просто быть теми Хейден и Джесси, которыми мы были те пару недель, и даже во время летних встреч до этого.
Но я также позволила себе подумать и о том, что было бы, если бы у нас было больше.
Просыпаться с ним по утрам.
Целовать его на прощание каждый раз, когда мы расстаемся на целый день.
Звонить или писать ему всякий раз, когда я думала о нем.
Приходить к нему домой.
Ужинать, разговаривать и обниматься на диване.
Прикасаться к нему. Запускать пальцы в его волосы, притягивать его к себе и просто вдыхать его запах.
Чтобы он обнял меня. И чувствовать себя в его объятиях безопаснее, чем когда-либо прежде.
Ирония в том, что я хотела стабильности, которую обещала жизнь с Лейном, но именно с Джесси я чувствовала себя защищенной и в большей безопасности. И самой довольной, несмотря на то, что мы с ним хотели от жизни разных вещей.
Или, может быть, я так говорила себе, чтобы не привязываться слишком сильно. Потому что, если задуматься, наши конечные цели не такие уж и разные. Единственная реальная разница в том, что он хотел добиться своего в Коул-Крике, а я хотела добиться своего здесь.
Но самое главное, что, как мне кажется, я чувствовала его на подсознательном уровне, и что-то продолжало терзать меня каждую вторую неделю, когда я снова видела его…
Это то, что я доверяю Джесси все, что у меня есть.
Я отдаю ему свое сердце каждую пятницу вечером и никогда не сомневалась, что он вернет его обратно в воскресенье. Более того, он любит нашего сына, так же сильно, как и я.
Доверять кому-то другому самые сокровенные части себя — это значительный риск, но я никогда не боялась делить Джетта с Джесси. Если уж на то пошло, я боюсь не разделить с ним это партнерство.
Мысль о том, что я могу потерять Джесси, похожа на удар ножом прямо в сердце. Но мысль о потере Лейна… кажется такой далекой.
И это говорит мне кое-что, с чем я не совсем понимаю, что делать.
— Я так старалась не быть этой женщиной, — наконец, прошептала я Ханне. — Так старалась жить дальше и придерживаться обещания, которое дала Джесси, но правда в том, что я никогда не теряла надежды, что когда-нибудь что-то изменится. Мне чертовски больно осознавать, что я могла бы получить все это. Что могла бы дать Джетту жизнь, которую он заслуживает, под одной крышей, в одном городе, с двумя родителями в его жизни, каждый день. И я могла бы быть с Джесси. Моим партнером во всех делах.
Я провожу дрожащей рукой по волосам.
— Лейн мог скрывать от меня письмо, но я скрывала от него часть себя. Часть меня, которая всегда принадлежала Джесси. И я не понимала, насколько большой частью она была до сих пор.
Глаза Ханны блестят от непролитых слез.
— Ты говоришь так, будто возможность упущена, — тихо говорит она, сжимая мою руку.
— Прошло четыре года, — повторяю я, качая головой. — Что касается Джесси, я прочитала письмо
