1
Мне нужно было как можно дольше продержаться на крутом вираже, чтобы хоть краешком достать всю эту звездобратию, превратившую мою жизнь в изматывающую борьбу за существование. В борьбу без правил, жертвами которой стали уже несколько человек.
Я вытянул перед собой руки и внимательно посмотрел на них, шевеля слегка озябшими пальцами. При этом я пытался представить себе, что я испытывал бы, обнаружив вместо этих безотказных ладоней уродливые культи или какие-нибудь протезы мертвенно-желтого цвета. До конца у меня это не получилось, но и самого поверхностного представления оказалось достаточно, чтобы я поискал взглядом ближайший ларек и направился прямиком к нему.
Сухие колючие снежинки били в лицо, доводя его до онемения, и лишь тот участок кожи, куда недавно угодил Светкин плевок, до сих пор обжигало огнем.
– Водки! – потребовал я, когда в амбразуре возникло заспанное лицо патлатого продавца, расчесанного на прямой пробор в лучших традициях дореволюционных лавочников и приказчиков.
– «Особая» пойдет?
– Как по маслу, – пообещал я, награждая его долларовой пятеркой.
– Стаканчик дать? – юнец оживился.
Отказавшись от стаканчика, я удалился с бутылкой в незнакомый двор, в два счета откупорил ее и влил в себя струю обжигающего пойла. Потом закурил и, поглядывая по сторонам, стал прикидывать, каковы мои шансы одолеть маленькую, но сплоченную мафию, возглавляемую бородатым Араратом. Наверняка среди его подручных имелись личности более героические, чем рыжий Рубен, носатый Арам с рубиновым ухом и бывший красавчик Карен, которому впредь придется очаровывать девушек мертвым стеклянным глазом и вставными зубами. Все они живо предстали перед моим мысленным взором, а затем, подстегнув воображение новой порцией едкой водки, я представил себе господина Чернякова.
Гладкое лицо, редкие волосики, тщательно вспушенные феном, бегающие, как две проворные мокрицы, глазки, а все остальное – стандартный коммерческий прикид, отчего мне с трудом удавалось уцепиться за какие-нибудь дополнительные детали. Впрочем, виделись мы не так часто, чтобы хорошо запомнить этого неприметного человечка. Разве я мог предположить, что он станет моим главным врагом? Из-за того, что он решил разбогатеть на энную сумму, все и началось. Деньги! Но разве за деньги можно слепить заново раздавленный череп Сереги? Разве помогут они Светке отрастить новые руки? Нет, враки это, что деньги решают все. Я очень надеялся, что не помогут они и Чернякову, когда я изобрету способ добраться до него.
Ко мне пришла твердая уверенность в том, что ни Черняков, обходящийся без блатного погоняла, ни Геворкян со своей высокогорной кликухой не улизнут от моего возмездия. Все же, как ни крути, удача до сих пор улыбалась мне, вытаскивала за шкирку из передряг, каждая из которых могла закончиться весьма плачевно.
Взять хотя бы недавнюю пальбу в родительском подъезде. Одной-единственной пули из щедрой россыпи, пущенной мне вслед, вполне могло хватить для того, чтобы я уже никогда никуда не спешил. А ведь обошлось! Если везение будет сопутствовать мне и дальше, то моим недругам осталось радоваться жизни недолго, очень недолго.
Главное: дочурка и родители находились в данный момент в относительной безопасности. Светульку не дадут в обиду Пашины гаврики. Папа с мамой скоро соберут вещички и погрузятся в поезд дальнего следования. Грозит им разве что нудный допрос, но никак не подписка о невыезде или более радикальные меры пресечения. Сын? Да, забегал утром, а где он теперь и чем занимается – неизвестно. Более того, незадачливый патруль, наделавший шума на всю округу, пришелся даже кстати: если родителей и задержат на некоторое время со следовательскими играми в вопросы и ответы, то мафиозное воинство ни за что не сунется в разворошенное осиное гнездо.
Поглощенный размышлениями, я не забывал зорко поглядывать по сторонам, чтобы не быть захваченным врасплох, как это едва не произошло на рассвете. Водка, выпитая на морозе, не туманила ни зрения, ни сознания, а лишь согревала кровь, все быстрее разгоняя ее по жилам.
Мирных граждан, расползающихся из подъездов по своим маленьким делишкам, я спокойно пропускал мимо, стараясь поворачиваться к ним спиной, чтобы не отсвечивать понапрасну ни физиономией, ни бутылкой. Что-то заставило меня насторожиться, когда в мою сторону медленно двинулась женщина того возраста и той наружности, когда ее уже называешь мысленно бабулькой, хотя вслух делать это еще что-то мешает.
– Бодров? – она замерла в двух шагах от меня, пытаясь разглядеть мое лицо, которое я начал воротить в сторону слишком поздно.
Пришлось обернуться:
– Слушаю вас.
Сначала я решил, что женщина видела по телевизору мой портрет, и даже заранее представил, как станет она голосить мне вслед, когда я буду вынужден начать новое стремительное отступление. Но получилось иное.
– Не узнаешь меня, Бодров?
