Книга Немного о потерянном времени - Дора Шабанн

Притащил с собой Гоху — сделать с Ником русский и чтение. Хвала им. Я в те дебри не суюсь. Такая жесть. Как она будет с ним учить стихи я не вкуриваю. Там натурально трэш по памяти. А с воспроизведением еще хуже. Мат через слово, чисто Шнур молодой.

А мы в это время с Марком закрылись на кухне, от греха.

Ну и новости же.

Марк покрутился между холодильником и сервантом с хрусталем. Налил нам чаю и жмякнул туда из маминой бутылочки с бальзамом. По пять капель, натурально.

Тут только дебил не насторожится.

А потом.

Ну вот.

— Бенедикт избил Ладу.

Мне показалось, у меня в груди фугас рванул.

— Как? Когда? Откуда ты? — прохрипел только.

— Давно. Примерно, выходит, где-то после вашей встречи. Полдвора свидетелей, участковый тоже. Вроде менты даже дело завели. А Ладу с дочерью из двора «Скорая» увезла.

Похолодело у меня все — от пяток до башки пустой.

— Куда увезла? Где она сейчас?

— Тихо, бро. Спокойно. Тут не в курсе, да и это случайно узнал — мать в магазине встретила нашу химичку, — Марк скривился.

Горгона была та еще дама с приветом. Мозги мои еще варили, поэтому я усомнился в достоверности информации:

— Эта старая ведьма Ладу терпеть не могла, а Бенедикта обожала.

Бро пожал плечами:

— Тем не менее, вот тебе новости. Химичка, кстати, с Бенедиктом в одном дворе живет, так что из первых рук.

— Бл*, ни матери, ни бати — куда бежать, кому звонить? — из груди рвется сип, хрип и паника.

— Никуда не бежать, — Марк спокоен, зараза. Бесит. — Это было не сейчас. Точно один день погоды не сделает. Мы завтра на полигон. А там и с нач.курса можно переговорить, да, может, сейчас давай Гоху зарядим — пусть нового отца своего спросит. Не просто же так он не последний мент в нашем городе?

Выдыхаю. Паника здесь, но мозг не туманит.

— Короче, так: ты говоришь с Гохой, я напишу родителям. По отдельности. И куратору. А завтра после смотрин и к нач.курса подкачу. Бл*, да как он посмел, тварь? — Бенедикта я найду, а после этого — никто.

Бро мрачен и полон яда:

— А вот такое он дерьмо. Домашнее насилие оно сука тихое. И с фасада все прилично. Бенедикт же заслуженный педагог, бл*. Козлина.

Не удержался, в ночи написал куратору и нач.курса.

Родителей поберег.

Глава 41

Лада

В тишине и умиротворении, что царили в Центре, жизнь текла неспешно и сонно. Терапия благотворно влияла на Лизу, так же как и доброжелательно настроенный персонал, и любопытствующие малыши, что прибегали и приползали к ее манежу со всех сторон. Дочь реже плакала, стала улыбаться, спала чаще и дольше.

Такой период у нас в жизни с ней был впервые.

Регулярные посещения психолога и консультации юриста внушали мне оптимизм и позволяли рисовать будущее не сплошь чёрной и серой красками. Сердце все еще кровоточило и болело от того, как я бездарно профукала столько лет, а главное — упустила единственного, самого-самого мужчину, к которому тянулась душа с первой встречи.

Но, что имеем, с тем и живем. Прочь сожаления и пустые теперь слезы. Антонина говорит, что дело с квартирой успешно движется, и, вероятно, в ноябре будут деньги.

А пока я провожаю октябрьские дни сидя в парке, что разбит вокруг здания центра. У высохших фонтанов в вечерней тиши думается хорошо. Поэтому я обстоятельно и не спеша составляю подробный план с вариациями. На будущее.

Мозги очень хорошо прочищает работа.

Днём я занимаюсь историей, русским и литературой с ребятами, которые с матерями живут в центре, а по вечерам болтаю о своем давнем опыте в репетиторстве и волонтерстве с ночными дежурными.

Жизнь есть за пределами того мирка, где я провела десяток лет. И я тоже могу найти себе в этой жизни место.

И да, препараты свои я принимаю и с психиатром созваниваюсь. И нет, мне не стыдно за это лечение.

Очень неожиданным для успокоившейся меня оказывается звонок Севы.

— Ты сильно неправа, Ладушка. Но я тебя понимаю и прощаю, конечно. Глупости все делают, главное — понять и исправить. Давай встретимся, поговорим. Я уверен, мы найдём приемлемое решение наших сложностей.

Ой-ой.

— Конечно, решение есть. Я подала документы на развод. Ни я, ни Лиза тебе не нужны. Нет смысла мучать друг друга.

— Ты же понимаешь, что бегство не выход. Нам необходио все спокойно обсудить. Приезжай домой, милая.

Ни за что! Я, может, и блаженная, как болтают меж собой здешние дамы, но не совсем же отмороженная?

— Нет. К тебе я больше не поеду. И встречаться с тобой до суда не хочу.

— Какой суд, Ладушка? У нас с тобой дела семейные, личные, никого они не касаются.

Мороз по коже. Да, они столько лет были такие. Скрытые. Тихие. И очень-очень страшные, эти наши личные и семейные дела. Я помню.

Но сейчас я знаю, я уверена, что не все так живут. Это нужно пресекать. Страх в семье — недопустимо.

— Они были бы такими, если бы не включали в себя физическое насилие.

— О чем ты, девочка моя? Подумаешь, немного воспитывал свою жену, — Сева смеется.

Для него ударить женщину — норма. Сколько раз свекровь вспоминала, как отлеживалась у подруг, пока муж уезжал в командировку, после того как учил ее жизни. Слушала тогда эти воспоминания с содроганием. Думала, как же это ужасно и неправильно. Верила, что у нас так никогда не будет. Напрасно.

Я ведь даже момент сейчас не вспомню, когда начались побои. Сперва затрещина или хлопок по попе со словами: «Молчи женщина, знай свое место!».

Вроде шутки. Семейной. Да.

Затем сильнее, чаще и больше.

А потом, после очередной ссоры, вопрос врача в травмпункте:

— Побои снимать будем?

Ужас. Паника. Стыд.

— Нет! Это называется не так. Говорить нам уже не о чем. Ты меня не слышишь. Увидимся в суде, Всеволод.

— Брось эту абсурдную идею о суде. Дело закроют, как только ты заберёшь заявление.

Да, конечно, сейчас! Я столько времени силы собирала, чтобы его написать!

— Но я его не заберу, — боже, держаться мне придется еще сколько?

Всеволод не сомневается.

Всеволод диктует:

— Заберёшь. Ты моя жена, Лада, и будешь делать, как я скажу.

— Я с тобой развожусь, и ты мне больше не указ.

— Осмелела, мерзавка? Кому ты, дура дефектная, нужна? Сопляку твоему? Да я вас так ославлю, вся карьера его родителей пойдет прахом. А тебе на улицу не выйти будет. Слышишь, Лада? Возвращайся немедленно.

— Нет. Прощай.

Положить трубку. Сбросить три следующих с этого номера.

Выдохнуть, глядя в окно.

Как же это дико. Но еще год назад я бы слушала и слушалась.

Но не теперь.

Нам с Лизой Всеволод не нужен. Мы есть друг у друга, мы справимся.

Да и Лейла Джанибековна сказала, что если вдруг совсем станет тяжело, я могу работать и жить в Центре.

Благослови боже Маргариту Анатольевну.

Таким образом я себя успокаивала, но спала все равно плохо и поэтому с утра пошла-таки сдаваться.

Управляющая Центра меня внимательно выслушала и обнадёжила:

— Сиди в здании, за ограду не выходи. Внутрь ему не попасть, только если сама выйдешь. А так он для тебя не страшен.

Жизнь наша приобрела тревожную составляющую: я начала вздрагивать от резких звуков, с подозрением косилась на открывающиеся двери и одна нигде не ходила.

Вроде разумные меры предосторожности, но не сильно они мне помогли. Да.

В конце октября, в это время, когда молодежь заигрывает со всей этой мистической глупостью и потусторонней жутью, вечером девочки-волонтеры попросили помочь принести бумажные цветы и шары для украшения зала к празднику.

У ворот стоял фургончик с яркими наклейками «Ваш день рождения — наша забота». Девчонки бегали между воротами и задней дверью — таскали охапками цветы, плакаты, гирлянды шаров.

Вот где были мои мозги, когда я подошла к машине, а?

Дура, прав был муж, хоть и пуганая.

Среагировать я не успела.

Меня схватили со спины, прижали руки и закрыли лицо вонючей марлей. «Хлороформ» — была моя последняя мысль.

Глава 42

Руслан

На полигон с утра мы с бро приехали вместе.

Тихий и приличный Ник принимал гостей: «старая гвардия» в знак поддержки выделила нам на денёк Селену с мамой. Нику будет не скучно.

И пока Марк, как более здоровый и благонадежный, отправился проявить свои навыки дрессировки курсантов, я остался ждать на командном пункте. С Николаичем, который вдруг изъявил желание заценить мои пробы на ниве педагогики.

Вчера, когда я ему в панике звонил, разыскивая Ладу с дочерью,