чтобы работать, но там его тоже не было. В глаза ей бросилась солидная стопка бумаг – пролистав их, она поняла, что это документы на квартиру, а также сберкнижки и тому подобное. И отчего все это, обычно хранившееся в домашнем сейфе, лежало теперь на письменном столе?
Зоя увидела, что сейф настежь распахнут и пуст, а все его содержимое, в том числе и украшения мамы, лежит на столе.
Зачем отец сделал это?
Она снова прошла на кухню и огляделась. И только теперь поняла, что отец испек сырники и даже вымыл за собой сковородку.
И тут она заметила на кухонном столе конверт. Ничего не понимая, она автоматически взяла его в руки – и поняла, что размашистым, правда, несколько дрожащим, почерком отца на нем начертано ее имя.
«Для моей дочери Зои».
Дрожащим почерк наверняка был из-за болезни. Но с чего бы это отец решил писать ей письмо? Если так требовалось сообщить, куда ушел, мог бы элементарно оставить записку.
Конверт не был запечатан, и девушка, вынув из него сложенный вдвое листок, увидела первые слова послания.
«Зоя! Моя любимая дочка! Когда ты прочтешь это письмо, меня уже не будет в живых…»
Чувствуя, что земля уходит у нее из-под ног, Зоя плюхнулась на табуретку. Письмо, которое она от волнения выпустила из рук, плавно спланировало на пол, и ей понадобилось несколько долгих секунд, чтобы, собравшись с мыслями, поднять его и продолжить чтение.
«Зоя! Моя любимая дочка! Когда ты прочтешь это письмо, меня уже не будет в живых. Я принял решение покончить с собой, потому что понял, что другого выхода у меня нет. Прости меня, прошу, за это и себя не вини. Сделаю я это не дома, а подальше отсюда. Сначала хотел было отправиться на пляж около нашей бывшей дачи, но потом решил, что не надо быть таким сентиментальным. Я уже давно размышлял об этом и решил, что лучшего дня, чем свой день рождения, не найти. День рождения, в который умерла твоя мама…»
Отец даже указал, куда направился – в свой кабинет в меде. Там его и обнаружили, потому что Зоя тотчас позвонила в милицию и в «Скорую», однако к моменту, когда в кабинет зашли, Игорь Борисович был уже мертв. Он мирно лежал на кожаной софе и, казалось, спал.
Он умер, приняв убойную дозу сильнодействующего снотворного, и был мертв по крайней мере уже часа три-четыре, когда его нашли.
Он все продумал, принял ужасное решение и воплотил его в жизнь. Точнее, в данном случае, конечно же, в смерть.
Зоя прекрасно помнила жаркие, солнечные летние дни, которые последовали за этим. Вереница коллег, друзей и учеников отца, которые выражали ей соболезнование и предлагали помощь. Прощание с Игорем Борисовичем в стенах меда. Пышные похороны на Южном кладбище, рядом с могилой мамы…
В проводах отца в последний путь Зоя участия не приняла, однако это наверняка списали на ее впечатлительность и лишних вопросов не задавали.
Никто не понял, что она просто физически не могла оказаться на кладбище и снова ощутить запах прелых ландышей, тот же самый, который по-прежнему наполнял их квартиру.
А теперь, после самоубийства отца, ее квартиру.
Аромат потускнел, постепенно делался не таким сильным, а потом, наконец, и вовсе исчез. А вместе с ним пропал и запах гниловатой дыни.
Ну да, ведь отец был теперь мертв.
В день и час похорон Зоя, зная, что на это торжественное мероприятие собралось полгорода, ушла на набережную и, усевшись на лавочку, где когда-то сидела с Антоном, уставилась на медленно текшую воду.
Да, она была здесь с любимым, который потом проводил ее до дома, где отец устроил ей головомойку – как же давно это было!
И как недавно.
– Рыбка моя, извини, что я последовал за тобой, но я не следил, просто хотел убедиться, что ты не совершишь никаких глупостей, – услышала она знакомый голос и вздохнула: на лавочку присел Павлик.
Тот в дни, последовавшие за смертью отца, был невероятно мил, предупредителен и взял все на себя: организацию похорон, урегулирование тысячи важных и не очень вопросов, постоянные звонки куда-то и зачем-то. Да, он освободил ее от столь тягостных обязанностей, и за это Зоя была крайне ему благодарна.
– Я думала, ты поехал провожать отца, – заметила она тихо, и Павлик, приобняв ее так же, как когда-то, на этой же самой скамейке, это делал Антон, поцеловал ее в щеку и ответил:
– Ну, думаю, они там и без меня обойдутся. Поверь мне, все урегулировано.
Она ему верила.
Так они сидели невесть сколько, и Зоя, глядя на реку, пыталась ни о чем не думать. Река текла, как и ее жизнь, и повернуть события вспять было невозможно.
Павлик же внезапно произнес:
– Ты сама понимаешь, что тебе теперь нужно сильное мужское плечо. И я готов его подставить. Поэтому, рыбка моя, я предлагаю тебе выйти за меня замуж. Ты ведь согласна?
Зоя отчего-то не сомневалась, что он рано или поздно сделает ей предложение. Наверное, для того и пошел за ней по пятам из квартиры.
Павлик снова достал уже знакомую Зое коробочку с бриллиантовым кольцом, а потом даже надел это самое кольцо ей на палец. Зоя не сопротивлялась, понимая, что бесполезно.
Да, он прав, ей требовалось сильное мужское плечо, и Павлик наверняка будет образцовым мужем.
Но она его не любила, ничуточки, потому что продолжала любить Антона, а он умер. Как и отец. Как и мама.
Которая нырнула и не вынырнула.
Нырнула в ту самую реку, которая плавно несла свои воды мимо них.
– Ну вот и отлично! – донесся до нее радостный голос молодого человека. – Я так и знал, что ты согласишься, рыбка моя! И теперь, поверь, все твои невзгоды останутся в прошлом, я об этом лично позабочусь.
Взглянув на него, Зоя поняла, что не сомневается: это будет именно так. В ее жизни не будет ни невзгод, ни проблем, ни финансовых затруднений.
Но и любви не будет, зато появится муж: деятельный, говорливый и все знающий наперед.
Павлик уже строил грандиозные планы, рассуждая о том, что сначала, конечно же, придется выждать определенный срок ради приличия, но расписаться
