нарушил договор.
— Я защищался!
— Ты нарушил договор, Мира. Хуже того, нарушил и сбежал. Знаешь, что случилось после этого?
— Ну… — промямлил он, разглядывая свои руки.
— Жильцы целого дома исчезли. Мы не знаем куда. Люди пропадали все это время, но чтобы сотня сразу…
— Чорт побрал.
— Не ерничай. Ты видел чорта. Как его найти?
— Не то чтобы я его искал. Он сам меня находит.
— Это можно использовать для отсрочки, — как бы размышляла вслух Этери. — Станешь приманкой, искупишь вину. Но здесь тебя не оставят. Хотя лучше жизнь в глухом лесу, чем вообще никакой жизни.
— Какой лес? — взвился Мирон. — Куда я, блин, поеду? Как?
— Жить захочешь — поедешь! — прикрикнула она и добавила тише: — Впрочем, есть еще один вариант.
Мирон выдержал паузу. Уточнять не хотелось, а хотелось, чтобы его отпустили домой. Так и не дождавшись встречного интереса, Этери сдалась:
— Ты становишься шорником ЦАО прямо сейчас, договор подпишем задним числом. А значит, у тебя было право принимать такое решение.
Действительно, проще простого. Базара ноль. Вот только его снова столкнули в ледяную воду, и вода потащила его прочь, шкрябая мордой о камни. Этери протянула договор. Дата уже была проставлена: семнадцатое мая, день рождения Рината, — все верно. Мирон размашисто подписал.
— Признайся, Этуна, — сказал он резко, и Этери вздернула бровь, удивленная то ли его тоном, то ли этим панибратским обращением, — оно же не само по себе так вышло, да?
— Если бы я хотела заставить тебя, Мира, я бы сделала это раньше. Четыре года, о чем ты? Мы распределили ставку в ЦАО на всех и дежурим по очереди. Чорта твоего высматриваем… Твоим появлением еще недовольны будут, вот увидишь, но это не имеет никакого значения. Это твое место. И твой дом.
Микроавтобус как раз подъехал к дому-яйцу. В окнах горел свет, обочина вдоль улицы была плотно запаркована.
— Мне нужно предупредить родителей и забрать Фраппе.
— Конечно, — кивнула Этери, — мы просто поздороваемся, я тоже ненадолго. Кстати, твои ключи.
На связке болтался брелок в виде миниатюрного дома-яйца цвета скорлупы, окрашенной луковой шелухой на Пасху.
Плотность табачного дыма на подземной парковке была настолько высокой, что Мирон не различал лиц: какие-то люди протягивали ему руки, которые он пожимал, и погружались обратно в дым. Появилась Калерия — ее можно было узнать по курительной трубке, — хлопнула варежкой по плечу, сказала: «Держись, держись». Двери лифта открывались и закрывались, отсекая дым, как кусок пирога. В этом тающем дыму Мирон поднялся на первый этаж; в голове не укладывалось, что можно просто взять и поселиться в доме-яйце с его затоптанным уличной обувью паркетом, кучей объедков в черных пластиковых мешках, расставленных вдоль стен, с многолетней грязной посудой, желтыми от смол шторами, пылью, въевшейся в ткань и летающей в воздухе…
— Поздравляем, — то и дело раздавалось рядом, — поздравляем!
Гремели бутылки. Мирону показалось, что наверху играют в бильярд и делают это очень стремительно. Он подписал договор несколько минут назад, но все откуда-то уже знали — и эта странная вечеринка была устроена в его честь.
Этери успела уехать, и Мирон почувствовал себя странно: он то ли дома, то ли в гостях. А что, если все эти люди тоже дома, просто торчат здесь постоянно, и Ноа об этом знал, а Мирону сказать забыли? Он побродил еще немного — масштаб грядущей уборки внушал ужас.
— Ну, поздравляем! — улыбнулась ему Валя, теперь уже жена Толика Ириновича из ЮЗАО. Толик был здесь же, протягивал квадратный сверток в подарочной упаковке. — Это тебе. Остальные просто сложили всё в кучу у камина, разберешься потом. Как настрой?
— Да отстой, — невесело срифмовал Мирон.
— Еще бы… — Валя пригладила ему волосы на затылке, и Мирон вдруг понял, что это было именно то, чего ему не хватало — тупо жалости. — Тут везде срач, дом долго стоял закрытым, так что мы вызвали клининг, тебе не нужно об этом беспокоиться. Все уже оплачено, они будут через час. Держись, ладно?..
— Не у тебя одного дичь на районе творится. — Незнакомый шорник пожал ему руку. — Андрей, округ Химки. Про химкинских немых знаешь?
— Которые откусывают себе языки? — Мирон читал что-то такое в телеграм-канале городских новостей.
— Ну. Здоровые мужики. И я даже знаю, кто заставил, а толку? Ни угрозы, ни уговоры не помогают. И так-то она по-своему права… Ладно, все решаемо. Бывай!
Через полчаса дом опустел, и уличная парковка тоже. Только с кухни еще доносились голоса. Мирон заглянул туда и увидел Василия и Алису. Они сидели за пустым столом с одной-единственной бутылкой, как когда-то сидели Калерия и Жура.
Даже коньяк был тот же самый — «Камю» 1900 года.
— Прикинь, — хихикнул Василий, — Ноа замутил себе абисмалити. Коньяк в этой бутылке не заканчивается! Ты его пьешь, а он…
— Появляется снова, — договорила за него Алиса и подняла стопку. — Присоединяйся!
Злость мгновенно ударила в голову. С грохотом выдвинув стул, Мирон сел и плеснул себе — коньяк разлился по столу, но какая разница, если он все равно бесконечный. Перевел взгляд с Алисы на Василия.
— За братьев наших меньших! — сказал он и залпом выпил, не дожидаясь остальных.
— За друзей, которые не предадут! — подхватил Василий.
Алиса задумалась.
— За тех, кто всегда отвечает на звонки.
Мирон снова схватился за бутылку. Выпалил:
— За тех, кто честен с теми, кто честен с ними.
Василий криво усмехнулся.
— За профессионалов, которые горят своим делом и всегда идут до конца!
— За прекрасных людей, способных говорить о том, что с ними происходит, а не прятать голову в песок, — сдавленно произнесла Алиса. Мирон выдержал ее взгляд.
— За верность, — сказал он.
— Да пошел ты, Мира.
— Ш-ш! — вскинул ладони Василий, чем взбесил Мирона еще больше. Он набрал в грудь побольше воздуха, чтобы послать их обоих, но тут зазвонил домофон: должно быть, приехал клининг.
К счастью, входная дверь оказалась не заперта: Мирон не успел разобраться, как тут все работает. За порогом стоял смурной мужик, высохший и совершенно желтый, с пилой-ножовкой в руке. В голове пронеслось: нет, точно не клининг, как он пилой убираться будет? Может, у Ноа еще и садовник был и чорт знает кто в довесок, хорошо бы разобраться, а то денег у него явно меньше, чем у…
Желтушный с размаху саданул его кулаком в живот, а когда Мирон согнулся, задыхаясь, все исчезло.
* * *
— Мира, Мира, — повторял голос Алисы. Мирон открыл глаза и увидел лицо старухи.
— Бечора[3], — покачала головой старуха и отошла боком. Мирон догадался, что она мыла пол, но не у него, а на незнакомой лестничной клетке. Чисто, просторно, кактусы на подоконнике, плитка шахматная, лифта нет.
— Мы в соседнем доме, — прошептала Алиса. —
