Истлевшие тела жертв вполне обычных эпидемий валялись вдоль стен то тут, то там. Зрелище местами напоминало фотографии улиц блокадного Ленинграда. Вот только если там санитарные команды регулярно собирали тех, кто расстался с жизнью прямо на улице, то тут никто никогда не заморачивался чужими похоронами.
В остальном городские улицы, как мы и ожидали, были пусты. Кроме нескольких кучек жор, понуро сидящих на заросших клумбах — ни одной живой души. Этот район не славился наличием каких-то сплочённых банд, переживших зимние и весенние катастрофы. Лишь разрозненные одиночки, почти безобидная клиентура крюков. Которые днём были заняты методичным обыском уцелевших квартир, магазинчиков и офисов — в поисках того, чем побрезговали когда-то солдаты Зимней Войны. А вечером прятались по своим укромным уголкам или крышам, где можно было надёжно запереться от ночных тварей, вылезающих из метро и подвалов после захода солнца.
Даже если шум двигателя и привлёк сейчас чьё-то жадное внимание — вылезать из укрытия за несколько минут до темноты дураков не было.
— Блоховоз-то за нами не увязался в этот раз! — Кира оглянулась на ближайшие кусты, когда мы остановились неподалёку от спуска в метро Медведково, заехав внутрь небольшого магазина на углу перекрёстка через снесённые двери. Зашуршав декоративными насаждениями, сквозь них продрался вовсе не пёс, а очередной жора.
— Может мотоцикла боится. А может темноты. Глуши мотор. — Я слез с сиденья и размял затёкшие с непривычки ноги. — И развернись пока. Готовься стартовать.
Прежде чем выйти обратно на улицу, я осмотрел пол разорённого торгового помещения. Есть несколько свежих цепочек следов... Вот этот, судя по ширине шага, размеру и постановке подошв — жора. След петлял от прилавка к прилавку, нигде не задерживаясь для тщательного обыска. Натыкаясь в темноте на препятствие, заражённый просто разворачивался и шёл в другую сторону, подволакивая вывихнутую стопу.
А вот это наследил кто-то вполне вменяемый. Подолгу топтался именно там, где ещё в теории можно было найти что-то полезное. Вот тут, приподняв пятки, присел на корточки, когда заглядывал под перевёрнутый прилавок. Жоры так точно не делают.
— И смотри по сторонам. Здесь кто-то может прятаться наверху. И внизу.
Перестегнув липучку на перчатке, Кира открыла забрало и огляделась:
— Да вроде тихо...
Но Викуля всё равно с тихим шелестом выскользнула из притороченных вдоль руля ножен.
— Сейчас будет громко. — Я достал из рюкзака маленький магнитофончик и вставил в него всё те же батарейки, которые позаимствовал у крюков. — Надо выманить побольше тварей со станции. И из этого подвала тоже могут полезть. Будь готова.
Выбежав на улицу, я добрался до перекрёстка и запрыгнул на фонарный столб, оттолкнувшись от штанги со светоформ. Дотянувшись до какого-то электрощитка, я поставил магнитофончик на него сверху и щёлкнул кнопкой воспроизведения.
— ...недолгий вечер, а недолгий вечер станет ночью тёмною без снов... — Какой-то гнусавый голос, родом из ранних девяностых, иногда замедлялся, понижая тон своего блеяния — батарейки уже садились и, временами, протягивали плёнку медленнее положенного.
Спрыгнув обратно на землю, я тут же услышал ответные голоса со всех сторон. Хриплые гневные вопли дали мне понять, что старая попсовая песня им не особенно пришлась по вкусу. Хотя вокал заражённых тоже не намного отличался стройностью и красотой тембра.
— И снова седая ночь! И только ей доверяю я! — Когда певец начал свой трагичный припев, где-то совсем рядом разбилось стекло. Оглянувшись, я заметил, как из окна первого этажа здания неподалёку кубарем выкатился тощий жора. И, тут же вскочив на ноги, стремглав поскакал к столбу. Не обращая никакого внимания на моё отступление, тварь с разбега заскочила на столб и начала карабкаться вверх к щитку, издавая непрерывный злобный клёкот.
— Знаешь, седая ночь, ты все мои тайны!
Альпинизм не входил в умения жор. Точно также, как и плавание. Но, постоянно сползая вниз по гладкой поверхности, существо не сдавалось. И продолжало настойчивые попытки добраться до раздражителя.
— Но даже и ты помочь не можешь. И темнота твоя... — К своему сородичу быстро присоединились многие другие. Взбираясь друг другу на плечи, они залезали немного повыше. Один даже смог уцепиться пальцами за электрощиток, но повисший на его штанах другой заражённый сорвал его вниз в общую растущую кучу-малу. Кооперация, на сколько я знал, жорам тоже была незнакома.
— ... мне одному совсем, совсем ни к чему... — Вскоре уже почти весь перекрёсток был заполнен визжащей толпой, чей гвалт перекрыл заедающие звуки песни. Как мы и ожидали — больше всего ночных жор высыпало из дверей ближайшего выхода со станции метро — через дорогу от нас. У столба началась жёсткая давка. И в результате неё кто-то всё-таки смог взобраться достаточно высоко — по растущей горе изломанных тел.
— Газуй! — Забежав внутрь, я заметил около мотоцикла обезглавленное тощее тело, валявшееся в растущей луже тёмной крови. Босая нога всё ещё подрагивала от посмертных конвульсий.
Запрыгнув в седло, Кира сняла коробку с нейтрали толчком ноги и выкрутила газ, оглашая всю окрестность львиным рыком прямоточного выхлопа. Слабый свет нашей фиолетовой фары выхватил из темноты десятки искажённых гримасой ненависти рож, столпившихся на перекрстке.
Сжав сиденье коленями, я вытащил закреплённую под ним биту и приготовился к длинной поездке во тьме.
Глава 14. Фауна и флора
Перекрёсток и спуск на станцию мы преодолели без проблем. Толпа вокруг магнитофона скопилась достаточно далеко от входа.
Проскакав по ступенькам, мы проехали мимо самого широкого турникета. Лишённый питания он никак не отреагировал на бесцеремонное безбилетное вторжение на территорию станции. И, доехав по пустой платформе до края, мы благополучно спустились по короткой лестнице на пути.
Как я и ожидал, этот участок Калужско-Рижской линии совсем не затопило. Где-то под рельсами поблескивала вода, но узкая бетонная платформа вдоль стены была совсем сухая.
Изредка попадавшиеся в тоннеле ночные жоры реагировали на наше появление в их зоне восприятия весьма бурно. Было похоже на то, что раскатистый рокот двигателя, многократно отражённый от бетонных стен тоннеля, вызывает у них адскую головную боль. А мягкий фиолетовый свет лампы, прикрученной вместо фары — жжение по всей поверхности тела. И если первый вид раздражителя заставлял их яростно корчить злобные рожи и бросаться нам вслед или навстречу, то как только они попадали в область достаточно интенсивного облучения, хриплое рычание сменялось испуганным шипением. Оказавшиеся у нас на пути немногочисленные твари хватались за голову, закатывали глаза и падали
