пили бесконечную бутылку вина. Я раньше не была знакома с герром Шуртером, солидным управляющим второго по величине в городе банка и, как я надеялась, добрым человеком, которому повезло с женой и семьей. Мы разговаривали о войне, о восстановительных работах, о Париже, моей работе, будущей свадьбе – обо всем, кроме Лорина, пока фрау Шуртер не убрала со стола. Они не разрешили мне помочь. Мы прислушивались к знакомым звукам тарелок и столовых приборов из кухни, пока герр Шуртер теребил серебряное кольцо салфетки и ткань.
Он не начинал разговора. Фрау Шуртер вернулась в комнату и стояла в дверях.
– Я так понимаю, Роза, что теперь, когда вы собираетесь замуж, вы приехали за ним? – неожиданно спросил он.
Я разгладила юбку и посмотрела ему в глаза.
– Да, у меня был такой план.
Они переглянулись.
– Конечно, мы так и подумали.
– Не знаю, как нам жить без него, – заметила фрау Шуртер, тяжело опускаясь на стул. – Особенно Максу.
– Когда вы уезжаете?
Герр Шуртер пытался изобразить спокойного управляющего банком, но нервно стучал ножом по деревянной столешнице. Он побледнел.
Теперь я не решилась встретиться с ним взглядом.
– Я уезжаю завтра, – тихо сказала я. – Завтра.
Скрипнул стул, фрау Шуртер толкнула его под стол.
– Пойду соберу его вещи, – с трудом выговорила она и, всхлипывая, рухнула на стул.
– Нет, так нельзя. Вот так явиться и его увезти.
Герр Шуртер вскочил и зашагал по комнате, потом схватился за спинку стула.
– Он вас даже не вспомнил. Ида мне рассказала.
– Да, – слабым голосом подтвердила его жена. – Он спросил меня, кто «эта тетя».
– Я ему писала письма каждую неделю, – в свое оправдание ответила я, понимая, как жалко это выглядит.
Это они его кормили, содержали, баловали, они были ему родными. А я посылала ему непонятные бумажки.
– Я читала ему письма, конечно, но ему было всего два годика! Разве он мог понять, что это?
Она покраснела. Я никогда не видела, чтобы фрау Шуртер теряла самообладание.
– А в самом начале, когда мы говорили о вас, он плакал. И мы перестали, – пояснил ее муж.
– Он все повторяет за Максом. Когда он начал звать нас мамой и папой, было бы жестоко его одергивать, он бы страдал, что его меньше любят, чем остальных. Мы ведь не знали, когда… – Ида глотнула воздуха, прежде чем продолжить, она раскраснелась, но говорила сердито: – Или вернетесь ли вы вообще.
– Почему вы никогда не сообщали своего адреса? – спросил герр Шуртер, не скрывая раздражения. – Мы, по крайней мере, могли бы что-то обсудить.
Они были правы. Мне было нечего сказать.
– Даже не знаю, – ответила я, потупив голову. – Глупо, конечно.
Герр Шуртер снова потеребил салфетку с кольцом, я сложила свою, а фрау Шуртер терла глаза вышитым носовым платочком. Нам всем было о чем задуматься.
– Он такой милый мальчик, – после длинной паузы заметила фрау Шуртер. – Мы старались, чтобы он чувствовал себя любимым ребенком.
– Дело не в его чувствах, мы его любим, – подытожил герр Шуртер. – Мы дали ему больше любви и верности, чем вы и ваши красивые наряды.
Упрек был несправедлив, и я разозлилась:
– Ида, это вы натолкнули меня на эту мысль. Вы сказали: поезжай и научись чему-нибудь. Заработай денег, чтобы обрести независимость и растить сына.
– Как вы смеете меня обвинять! – возмутилась она. – Я говорила, чтобы вы здесь начали свое дело, а потом поехали в Париж. Вы сбежали на следующий день, бросив Лорина у нашего порога!
– Я была молода, напугана и думала, что без него заработаю деньги быстрее.
– Хватит. Что сделано, то сделано, – объявил герр Шуртер, протягивая руку жене. Она крепко за нее ухватилась. – Вы уехали в Париж и оставили нам Лорина. Оно того стоило?
– Нет. Деньги – это еще не все, – призналась я. – Но я ведь уехала не из-за денег, я пыталась что-то построить, чтобы воспитывать Лорина.
– И дорого за это заплатили: теперь он любит нас, – ответил он.
– Знаю, и вы его тоже.
– И мы тоже, – согласилась Ида.
– Но…
– Но что?
– Я его мать. Он мой.
На следующее утро я не бежала из Санкт-Галлена на рассвете, как прежде.
Шуртеры провожали нас всей семьей, все четверо пришли после завтрака на вокзал. Мы молча прошли на платформу, и я нашла наш вагон. Мы остановились. Герр Шуртер нес маленький чемоданчик, который фрау Шуртер собрала Лорину. Он не выпускал его из рук.
Я взяла Лорина за руку.
– Лорин, ты готов к приключениям? Мы поедем на поезде. Попрощайся со всеми.
Он беспокойно посмотрел на меня и на Шуртеров и сморщил лоб.
Фрау Шуртер присела на корточки.
– Поцелуй меня.
Он выдернул руку из моей и побежал к ней.
– Мама, я не хочу уезжать, – дрожащими губами сказал он. – Я хочу остаться с вами.
– Нет, Лорин, тебе нужно поехать с ней. Я же объяснила, это твоя настоящая мама, она отвезет тебя к новому папе.
– Нет, это вы мои мама и папа, Макс – мой брат, Френи – сестричка.
Малыш заревел в голос. Он обвил руками ее ноги и рыдал.
Я встала перед ним на колени и умоляла:
– Лорин, пожалуйста, поедем со мной.
Он дернулся от моего прикосновения и закричал, словно от удара. Ида пыталась мягко его отстранить, но он только крепче в нее вцепился. Макс обнял его обеими руками и бросал на меня сердитые взгляды. Герр Шуртер побелел как полотно и поджал губы.
И знаешь, ma chère, я люблю привлечь к себе внимание, эффектно появиться, но более жалкого зрелища я никогда не переживала. Я плакала. Фрау Шуртер плакала. Лорин и Макс ревели, как умеют только дети, даже Френи присоединилась. Только герр Шуртер не плакал. Но его тихий голос задел меня за живое больше, чем крики Лорина:
– Если вы его любите, поступите по совести.
Он поставил чемоданчик, круто развернулся и пошел по платформе.
Я смотрела ему вслед, и мои мечты рушились на глазах. Поступить по совести – не всегда то, что тебе нравится.
Иногда правильнее поступить вопреки своему желанию. Я не любительница библейских историй, но тогда мне в голову пришла притча о двух матерях, ребенке и царе Соломоне. Меня привел в чувство поступок герра Шуртера, который просто ушел, чтобы не доставлять Лорину еще больших страданий. Для него на первом плане были чувства Лорина, а я думала только о себе. Мне хотелось создать семью с Шарлем, то, что у Лорина уже было с Шуртерами. Я сделала ужасное открытие: чтобы стать хорошей матерью, не
