едем молча, потом Ноа бросает на меня взгляд.
— Ты нервничаешь? — спрашивает он.
Я отвела взгляд в сторону, замечая сильные черты его лица.
— Да. Надеюсь, мало что запомню, но я всегда немного боялась лечения корневых каналов.
Он кивает, сигнализируя перед тем, как сменить полосу движения.
— Лично у меня никогда не было такого, но парень, с которым я играл в хоккей, должен был лечить два одновременно, и как он это описал? Культурными словами этого не пересказать.
— Это должно заставить меня чувствовать себя лучше? — Ноа смеется.
— Ну, ты не дала мне договорить. Несмотря на то, что у меня никогда не было воспаления корневых каналов, у меня было множество других стоматологических процедур. Как ты понимаешь, мне выбили пару зубов, и не уверен, что в моей челюсти остался хотя бы один не отколотый зуб, — когда мы подъезжаем к светофору с красным светом, он приоткрывает рот и показывает мне один из своих задних коренных зубов. — Видишь?
— Хм?
Он закрывает рот, чтобы нормально говорить.
— Я спросил, видишь ли ты это. У меня на один коренной зуб меньше внизу. На обе стороны.
— У тебя выбиты задние коренные зубы? — я делаю удивленное лицо. — Посреди игры? Должно быть, это был действительно сильный удар.
— Нет, — он хихикает, кладя руку на спинку моего подголовника. — Эти два вытащили специально, когда я был ребенком. Почему-то внизу просто не хватило места для всех моих зубов, поэтому пришлось вынуть два задних. Таким образом, остальные мои взрослые зубы прорежутся нормально, а не будут кривыми и шаткими.
— Уф, — бормочу я, слегка потирая подбородок.
— Но, знаешь ли, мои родители, — продолжает он. — Они всегда были очень озабочены внешним видом, поэтому, когда мой дантист сказал им, что мне нужно вырвать эти зубы, все, о чем они заботились, это то, не заставит ли меня их удаление выглядеть странно. Хотя на самом деле моя улыбка стала лучше, так что все было хорошо. Перенесемся в старшую школу, когда я стал более серьезно относиться к хоккею и потерял один из своих клыков после удара шайбой по лицу.
Я выдыхаю, морщась от этой мысли. Внезапно воспаление моего корневого канала звучит не так уж и плохо.
— Ах, да, — Ноа вытягивает слова. — Это больно. Чертовски. Но первый вопрос, который моя мама задала, когда меня срочно доставили в отделение неотложной помощи, был: «Вы можете исправить его улыбку, верно? Он не будет выглядеть так всегда, не так ли?» Ее не беспокоило, сколько крови я теряю и не повредила ли вообще шайба мою челюсть. Она просто хотела убедиться, что у меня будет идеальная улыбка к нашей рождественской фотосессии через несколько недель.
— Да уж…
Он уныло усмехается.
— Ага.
В машине немного холоднее, чем я думала сначала, и мне приходиться обхватить себя руками, когда мы останавливаемся на другом светофоре. Не отрывая глаз от дороги, Ноа наклоняется и немного увеличивает температуру, регулируя вентиляционные отверстия так, чтобы на меня направлялось больше теплого воздуха.
Я моргаю, удивленная почти бессознательным жестом. Из динамиков начинает играть новая песня, и мы замолкаем, пока он проезжает последние несколько кварталов до кабинета моего дантиста.
Ноа продолжает заставать меня врасплох из-за мельчайших мелочей. У него есть способ заставить чувствовать себя лучше, даже когда мне так больно, что я чувствую будто голова вот-вот расколется. Как бы ни пыталась отрицать нашу химию и то, что он заставляет меня чувствовать себя лучше, когда остаемся только вдвоем, нельзя отрицать тот факт, что он изо всех сил старается помочь мне сегодня днем.
И это много значит.
Он паркует машину, и когда глушит двигатель, я понимаю, что смотрю на его профиль последние двадцать секунд или около того. Быстро отвожу от него взгляд и смотрю на кирпичное здание впереди нас.
— Ты готова войти? — он спрашивает.
— Да, — говорю я, но слово выходит немного скрипучим, выдавая мои нервы.
— Марго, — его голос смягчается, когда он поворачивается ко мне лицом. — Все будет хорошо, Подсолнух. Ты справишься. Ты крутая. Ты пережила тот случай в лифте, помнишь? И ты даже не боишься летать, а это значит, что ты, по моему мнению, одна из самых смелых людей в мире.
Из меня вырывается смех, напоминающий мне о необходимости снова дышать, и я киваю.
— Хорошо… да. Я смогу сделать это.
— Ты точно можешь, — соглашается он. Затем берет мою руку в свою и сжимает. Когда оглядываюсь на него, он подносит мою руку к своим губам и нежно целует костяшки пальцев. — И я буду ждать, чтобы отвезти тебя домой, как только ты закончишь. Договорились?
Моя кожа покалывает, искры бегут вверх по руке от того места, где его губы встречаются с костяшками пальцев, и, кажется, распространяются по всему телу. Это всего лишь крошечное прикосновение, контакт с самым высоким рейтингом G, но он кажется чем-то большим. Мне требуется некоторое время, чтобы восстановить контроль над своим сердечным ритмом, поэтому позволяю ему продержаться на секунду или две дольше, чем я собиралась. Затем отдергиваю руку и тянусь к дверной ручке.
— Увидимся через час или около того, — говорю я, открывая дверь и выходя из машины. — Еще раз спасибо.
— Конечно, — он наклоняет голову, слегка машет мне рукой. — Удачи. Не то, чтобы тебе это нужно было.
Я оглядываюсь через плечо, прежде чем войти в здание, затем выпрямляю спину и захожу внутрь.
Веселая женщина на стойке регистрации приветствует меня, давая заполнить несколько бумаг и подтверждая, что после этого кто-то отвезет меня домой.
Когда я записывалась на прием, не могу сказать, сколько бабочек порхали у меня в животе, потому что собиралась лечить корневой канал… и сколько из них появилось в тот момент, когда Ноа обвил свои пальцы вокруг моих и напомнил о том, каково это прикасаться у нему.
Глава 14
Ной
Высадив Марго, иду через улицу в местное кафе, беру кофе и бутерброд, а затем жду ее в вестибюле стоматологического кабинета.