плечами Васу. – Они просто однажды пришли и жили здесь одиннадцать месяцев, а потом отошли в мир иной в один день. Никто передо мной не отчитывался.
Отец… мать… они жили вместе?..
Прикладываю подушечку указательного пальца к щеке и пораженно смотрю на нее.
Почему из моих глаз льются слезы?
Разворачиваюсь к двойному захоронению, пытаясь найти хоть какие-нибудь ответы.
Они… любили друг друга? И ждали этой встречи так долго, что их тела не выдержали счастья быть вместе? Они выгорели за год спокойной семейной жизни в отшельничестве?
Что вообще здесь происходит?!
Опускаюсь на колени и притрагиваюсь к слабеньким, почти прозрачным зеленым листочкам.
– Ваша любовь была так сильна, что вы не смогли с ней справиться? – шепчу, ощущая, как все сильнее мокнут щеки.
Я не перестаю плакать. Почему это так трогает меня?
– Кем же вы были? Кем ты был, отец?.. – тихо спрашиваю.
Чувствую осторожное прикосновение к плечу и поворачиваю голову к Каме. На его лице больше нет повязки, а золото в глазах призывно пульсирует.
– Что ты хочешь показать мне? – Я свожу брови, но позволяю затянуть себя в видение…
…где мальчик сидит у самой воды в какой-то темной пещере и бесцельно водит по дну ладонью. Я вижу мир его глазами – как всегда, – а потому могу по размеру руки определить, что Каме сейчас не больше девяти-десяти лет.
Маленький Кама периодически косится в сторону, где под ярким солнечным лучом, который каким-то невероятным образом пробивается через свод пещеры, стоит горшок с растением. Я узнаю его. Это Древо тысячи слез страданий и радости. И оно, оказывается, плодоносит: ту небольшую красную ягодку на его ветку явно не ветром занесло… В ушах Камы периодически звучит чей-то голос. Полагаю, воспоминание о последнем разговоре было столь ярким, что мальчик продолжает слышать его как наяву: «Как ты мог выкопать свою сестрицу?! Ей ведь уже совсем немного оставалось! Как она теперь осозна́ет себя?! Отправляйся в пещеру наказаний и сиди там три дня и три ночи! Думай о своем поведении, глупый ребенок!»
И Кама думал. Сидел на гальке, смотрел на воду и думал. А еще переставлял растение в горшке по десять раз на дню – следуя за лучом солнца.
Это было его наказанием. Он должен понять, насколько ценен дар предков. Он проговаривал это мысленно, пока перетаскивал горшок.
«Дар предков ценен».
«Дар предков ценен».
«Но почему он так ценен? И почему сестрица теперь себя не осознает? И почему я не могу выкопать ее и всегда носить с собой, чтобы она чувствовала мою заботу и любовь?»
Через три дня за ним никто не пришел. Через четыре живот уже болел от голода.
Племя отказалось от него?..
На пятые сутки в пещеру пришла стройная невысокая женщина с волосами цвета солнца. Ладно, возможно, Кама немного преувеличивал, но их цвет был таким светлым и непривычным, что сравнение надолго засело в памяти.
– Живой… хоть один… – выдохнула женщина и крепко обняла растерянного мальчика.
«Это твоя мама, – раздалось отовсюду, а я поняла, что он общается со мной – мой золотоглазый молчун. – Она пришла, как только узнала, что племя духов будет уничтожено. Но она опоздала и смогла спасти только меня. Я выжил, потому что отбывал наказание в пещере, о которой не знал тот, кто прибыл тогда в наши земли и уничтожил весь наш род…»
Я вслушивалась в голос Камы и никак не могла дать ему описания. Возможно, потому что это было сродни общению с Богом – когда голос звучит отовсюду, буквально со всех сторон, обволакивая тебя и заполняя все твои поры, не давая и шанса осознать происходящее и найти подходящие слова для определения…
Картинка резко сменилась, и вот Кама идет по сожженному селению за руку с моей мамой, широко раскрытыми глазами глядя по сторонам.
Оно было уничтожено семь лет назад. Племя духов.
Семь… лет… назад.
– Прости меня, – шептала Сати, ведя за собой маленького Каму, – прости… я должна была узнать об этом раньше… прости меня.
Я поднимаю руку и наугад тянусь вперед. Касаюсь теплой кожи лица и кладу ладонь на щеку своего золотоглазого молчуна, после чего мое сознание возвращается обратно.
– В наш дом тебя привела моя мать, – произношу, глядя на Каму.
И тот кивает, глядя мне в глаза.
– Ты уже тогда владел боевыми искусствами? – Я внимательно смотрю на него в ответ.
Кама качает головой, после чего вновь утягивает меня в краткое воспоминание.
Неха.
Она обучала меня, а Кама наблюдал за нами из тени и запоминал.
Выходит, вот она, разница между способностями нимф и простых людей – а ведь мы трое используем одни и те же знания!..
– Ты видел моего отца? – задаю следующий вопрос.
И Кама качает головой.
– Хорошо… как она объяснила ваше появление? На тот момент мама уже месяц как должна была быть в уединении, – продолжаю сыпать вопросами.
Неха четко сказала: Кама пришел спустя месяц после ухода госпожи в запретные земли.
Получается, Сати обманула всех и несколько недель провела где-то за пределами усыпальницы. Потом она пошла спасать Каму, точнее – хоть кого-нибудь из племени духов. Затем привела Каму в дом Гаварр – и, наконец, отправилась в усыпальницу вместе с моим родным отцом.
Золотые глаза вновь оживают – и вот в темной комнате я вижу десятилетнюю Ашу, от вида которой у меня почему-то сердце начинает ныть… Кажется, она спала и только проснулась… Худая черноволосая девочка с большими зелеными глазами подошла к Каме и внимательно посмотрела на него в свете луны. Затем на свою маму, что продолжала держать Каму за руку, а второй рукой прижимала к себе горшок с растением…
Воспоминание резко прерывается, возвращая меня в реальность.
– Мама привела тебя ночью и представила мне. Почему я этого не помню? – спрашиваю у Камы.
Тот опускает глаза, которые тут же наполняются печалью.
Неужели у Аши появилась травма после ухода матери? Она поэтому так возненавидела Каму, которого Сати привела в качестве своеобразной замены самой себе?.. Ведь золотоглазый потомок племени духов с тех самых пор заботился об Аше и оберегал ее от всех напастей! Но получал в ответ лишь холод и молчаливое согласие на нападки Нехи, которой его быстро растущее мастерство убийцы совсем не понравилось – а, скорее, даже напугало…
– Кама, – зову его и дожидаюсь встречи с теплым золотом глаз. – Мне очень жаль. Мне жаль, что ты остался один. И мне жаль, что мама не успела спасти кого-нибудь еще… Но ты нам ничего не
